Глава LIV
Политическая роль масонства
Тот, кто желает беспристрастно оценить политическую роль масонства, не допуская себя быть одураченным и в то же время, не возводя на масонство несправедливых обвинений, чувствует себя крайне затрудненным, слыша утверждения масонства, будто бы оно по принципу не входит в политику, а занимается лишь пересозданием человеческих душ. Такие утверждения не всегда составляют преднамеренную ложь. Без сомнения, есть немало масонов, которые не знают политической стороны действий своего союза. Сверх того, масонство есть учреждение крайне сложное, в котором общая основная мысль, но есть несомненные разногласия в выводах из нее. Кроме того, масонство состоит из различных слоев, которых цели не одинаковы. Наконец, зловредная таинственность, которой оно окутано на всех ступенях, таинственность, при которой не только посторонние, но и сами члены союза не в состоянии распознавать истинных действий его, приводит к тому, что вполне знают эти действия, может быть, лишь те «невидимые» руководители, о которых ни сами масоны низших степеней, ни тем более посторонние люди не имеют никаких сведений. При таких условиях обличители масонства, даже не желая быть несправедливыми, могут впадать во многие ошибки, ибо принуждены судить по данным недостаточным, не допускающим проверки, а потому, вероятно, нередко неточным.
Что масонский союз имеет цели политические, это, однако, не подлежит ни малейшему сомнению. Эти цели неизбежно вытекают из самого существа его. Какова цель масонства по его собственному заявлению? Авторитетнейший Клавель, автор «Живописной истории масонства», сам масон, изучавший и теорию, и историю союза и пользующийся общим уважением масонского мира, так определяет цель масонства: «Уничтожить между людьми различие ранга, верований, мнений, отечества... сделать из всего человечества одну и ту же семью... — вот великое дело, которое предприняло масонство и на котором ученики, подмастерья и мастер призваны соединить свои усилия»[1].
Такая цель есть, по существу, политическая, не осуществимая без глубочайших социально-политических переворотов не только существующего строя, но всех основ, на которых существовало человеческое общество с самого своего возникновения. На место этого строя масонская цель должна поставить некоторый другой, ему противоположный. Для этого необходима борьба, подавление противников, принуждение их жить так, как требуется, согласно основной масонской цели. Различие может состоять только в том, что эта цель может достигаться сразу или постепенно, с большими или меньшими захватами, с известными передышками на пути.
Но так или иначе, пред масонством стоит приобретение политической власти, и это иногда высказывается им с безграничной самоуверенностью. Так, масон Блюменгаген говорил в своей ложе в 1825 году: «Орден франк-масонов завершил свое детство и юношество. Он теперь возмужал, и, прежде чем кончится третье столетие франк-масонства, мир увидит, чем оно стало в действительности. Дух масонства внимательно бодрствует, предусматривая ход грядущего и мировые настроения, он пускает корни во все закоулки земли и утверждается прочно в сердце страны. И когда весь мир станет храмом ордена, лазурные небеса — его кровлею и полюсы — стенами его, а трон и церковь его столбами, тогда земные державы сами преклонятся перед нами и предоставят нам управление миром, а народам свободу (? — Л. Т.), нами подготовленную. Пусть господин мира даст нам только одно столетие, и мы достигнем цели, заранее предначертанной. Но для этого нужно, чтобы ничто не замедляло работы и чтобы наша стройка подымалась с каждым днем выше. Будем незаметно класть камень за камнем, и невидимая стена будет вырастать все выше»[2].
Блюменгаген в 1825 году мог с большим правом делать такие прогностики, так как в это время только что завершился круг первой Французской революции, завоевания которой уже стали признанным достоянием Европы. В совершении же этого громадного переворота масоны играли роль первостепенной важности. Финдель, постоянно старающийся выставить орден совсем безобидным учреждением, жалуется, что в отношении первой Французской революции на масонов возводятся несправедливые обвинения. «Многие противники масонства, — говорит он, — в пылу вражды к нему доходят до того, что стали обвинять братство не только в том, что оно подготовило революцию, но даже и произвело ее. Мы не станем останавливаться на этом забавном обвинении... Однако нельзя отрицать, что масонство помогало и способствовало подготовлению лучшего порядка вещей в государстве... Оно радостно приветствовало первые мирные завоевания революции... При известии о взятии Бастилии политические чувства членов ложи, рассказывает Жуо, вырвались наружу. Наша ложа смело объявила себя на стороне этого события и новых принципов, провозглашенных Национальным собранием». Точно так же за год перед этим Великий Восток циркулярно собирал по ложам подарок Национальному собранию. Реннские ложи решили ознаменовать начало революции торжественным актом благотворительности и т. д.»[3].
Однако не враг масонства и революции, а сам революционер и масон, Луи Блан{22}, определяет роль франк-масонства в революции далеко не одними симпатиями «лучшему порядку вещей».
Нужно, говорит он, указать мину, которую тогда подводили под троны и алтари революционеры, более опасные, чем энциклопедисты. Тут действовало общество из людей всех стран; связанные между собой символическими конвенциями, они обязывались клятвенно нерушимо хранить секрет и пр.: таковы были франкмасоны. Накануне Французской революции франк-масонство приняло огромные размеры. По самым основам своим оно отрицало учреждения и убеждения окружающего мира. Правда, что, собравшись за столом, масоны пили за здравие государей в монархических странах и за гражданские власти в республиках. Но эти предосторожности, внушаемые благоразумием, не уничтожали, по существу, революционных влияний франк-масонства... С другой стороны, тайна, страшная клятва, секрет, узнававшийся только мужественным перенесением страшных испытаний, секретные знаки, по которым братья узнавали своих по всему миру, хранение тайны под угрозой проклятия и смерти, церемонии, относящиеся к истории убийства и внушавшие идею мщения, — что могло вернее вести к заговорам? Потом явились угрожающие нововведения. Так как в трех степенях обычного масонства было много лиц, по общественному положению и принципам враждебных социальному перевороту, то новаторы умножили ступени мистической лестницы общества. Они создали новые этажи лож, предназначая их для горячих голов. Они учредили высшие степени: избранного мастера, рыцаря солнца, ложи строгого послушания, кадоша или перерожденного человека. Мрачное святилище не открывалось перед адептом раньше долгого ряда испытаний, которые должны были показать успехи его революционного воспитания, постоянство убеждений, прочность закалки сердца. Об этих-то подземных школах Кондорсе{23} в своей «Histoireduprogresde Г espritlaumain» («Истории развития человеческого разума». — Ред.) делает намек, обещая рассказать, какие удары монархическому идолопоклонству и суеверию нанесли филиальные тайные тамплиерские общества»[4].
А вот как оценивает роль масонов во Французской революции и последующих движениях Европы французский масон Малаперт, оратор Верховного Совета шотландской системы, в торжественном заседании мастеров ложи Эльзаса Лотарингии в 1874 году. Он говорил: «В XVIII веке масонство было столь распространено в мире, что можно сказать, с этой эпохи ничто на свете не делается без его согласия. Нет надобности говорить о гигантской работе наших французских философов, которые все были масоны. Поэт Виланд, философ Кант — не единственные масоны своей эпохи. Все замечательные люди считали за честь быть присоединены к нашим мистериям. Немецкие ложи аплодировали первым усилиям наших устроителей конституций... Когда началась война, Франция двинулась вперед, и благодаря нашим идеям мы повсюду нашли друзей... Потом Франция отказалась от своей роли, она вручила свои судьбы удачливому солдату, который восстановил дворянство и угрожал восстановить древние привилегии...»[5]
Тогда отношения масонства к Наполеону изменилось, и немецкие масоны, сначала изменившие отечеству, возвысили свой голос против французов, в силу чего и возникло немецкое национальное движение.
Относительно громадного значения масонов во Франции революционной эпохи Малаперт совершенно прав, как видно уже из слов Луи Блана.
Масонские ложи явились во Францию из Англии с 1725 года (Париж) и умножались постепенно, особенно в начале 40-х годов. «Уже своим словом в различных классах общества, — говорит Базо, — франк-масоны приготовили умы к великой моральной революции, когда сочинение философов Гельвеция, Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Дидро, Даламбера, Кондорсе, Кабаниса и т. д. привносили свой могущественный свет». Эти философы в большинстве и сами были масоны. Наряду с масонством английского ритуала скоро возникло масонство тамплиерское, одним из инициаторов которого был регент Филипп Орлеанский. Он, по Клавелю, даже просил португальский орден Христа (бывших тамплиеров) доставить древние уставы рыцарей Храма. К тамплиерскому ордену принадлежали первоначально люди самого высокого дворянства. Его гроссмейстерами были один за другим герцог Де Мен, граф Клермон, принц Конти, герцог Коссе Бриссак. Вообще, среди аристократии увлечение масонством было велико. Членами лож делались люди всех влиятельных учреждений и члены парламентов, чем объясняется их либерально-оппозиционная роль. Так называемые философы почти поголовно принадлежали к масонству, как Вольтер, Гельвеций, Дидро, Даламбер, Кондорсе и пр. Особенно горячим масоном был сам Вольтер, который принял посвящение еще во время своего пребывания в Англии. Впоследствии он был членом и других лож во Франции как «Востока». В переписке Вольтера сохранилось немало указаний на его принадлежность к франк-масонству, он сам показывает, что принадлежит к высоким степеням. «Мы составляем корпус мужественных рыцарей — розенкрейцеров, кадошей, защитников истины» («Nousjommeruncorpsdebraveschevaliers — Rose — Croix, Kadosch, defenscursdelaverite»), пишет он Демилавалю, который был членом особой ложи, основанной Вольтером и где собирались «философы» Гольбах, Дидро, Гримм, Гельвеций, Мореле, Лагранж[6].
Эти философические рыцари розенкрейцеры и кадоши своей пропагандой подрывали старые устои Франции, прежде же всего религию и ее учреждения. Особенно ненавидел Вольтер монахов и если не мог уничтожить их всех, то вместе с масонскими членами парламентов провел победоносную кампанию против иезуитов, которые и были в конце концов изгнаны из Франции.
Для успешности пропаганды во Франции, в противность основным правилам масонства, были учреждены даже женские ложи, куда потянулась высшая аристократия. Гроссмейстершами были, например, герцогиня Бурбонская, герцогиня Шартрская, злополучная принцесса Ламбаль, отрубленную голову которой впоследствии озверелая толпа носила на пике. Дам в ложи тянули различные побуждения: и неудержимая страсть поболтать на высокие темы, и приманка оппозиции, и элемент чудесного, которое вносили с собой мартинисты. Известно, как блистал в это время в высшем свете шарлатан Калиостро (Бальзамо). Хотя он возбуждал отвращение в философствующих служителях Разума, однако был допущен к действию из-за утилитарно революционных соображений. В некоторых случаях дам привлекала и простая распущенность.
Маркиз Жоффруа говорит о ложе Эрменонви л ля: «Известно, что замок Эрменонвилль, принадлежащий Жирардену в десяти лье от Парижа, был знаменитым логовищем иллюминизма. Известно, что там, у могилы Жан-Жака, под предлогом прихождения к состоянию природы царствовала самая ужасная распущенность нравов. Ничто не сравнится с гнусностями, царствующими в этой эрменонвильской орде. Все женщины, допущенные к мистериям, делались общим достоянием всех братьев и отдавались по воле случая или выбора этим истинным адамитам»[7].
Распущенностью нельзя было удивить тогдашнюю Францию, но многие указывали властям на революционную опасность масонства. Так, шевалье Фолар, бывший масон, уже в 1729 году начал предупреждать о том, что масонство готовит революцию. Сначала на это не обращали внимания, но в 1737 году Флери{24} добился у короля Людовика XV запрещения масонского ордена. Это, однако, мало помогало. Правительственная машина настолько уже расхлябалась, что неспособна была выдерживать какую-либо систему. Герен замечает, что уже всюду установились традиции вялости, снисхождения и безнаказанности. Чиновники, пробовавшие доносить правительству о действиях масонства, чаще всего получали выговоры за докучливое усердие. Масонство продолжало процветать. В 80-х годах XVII века ложа Candenu в циркуляре от 31 мая 1782 года насчитывала во Франции миллион масонов. Лож в это время во Франции было более 700[8], и их агитация проявлялась всюду. «Дух беспокойства, волнения, бунтливости, — говорит Дешамп, — чувствовался повсюду... Документы того времени показывают, какое значительное место занимали ложи в социальной жизни. Смесь всех классов приняла в них чрезвычайные размеры, и почти все высшее дворянство и члены парламентов были членами лож. Прибавьте к этому капитальный факт, что почти во всех полках имелись масонские “мастерские”, включавшие большое число офицеров, и что эти полковые ложи принимали участие во всех “работах” гарнизонных лож, и тогда объясняется anarchiespontaner, эта дезорганизация всех учреждений в первые месяцы 1789 года, о которой говорит Тэн, но которая была в действительности подготовлена издавна»[9].
Эта «анархия» была также весьма хорошо организована в революционном смысле, и Луи Блан замечает, что какие-то неуловимые курьеры распространяли по всей стране с быстротой телеграфа агитирующие секреты, выкраденные из учреждений, коллегий, канцелярий, судов и консисторий.
Конечно, мы не должны забывать характеристики Луи Блана, которая оправдывается и всеми последующими эпохами. Масонство было и остается разнослойным. Низшие степени его лож могут быть относительно более умными. Но масонство должно рассматривать в целом составе, с высшими ступенями, с филиальными группами, каковой была группа иллюминатов, а впоследствии карбонариев. Эти группы так и сами смотрят, что символическое масонство имеет свои функции вырабатывать материал, пригодный для комплектования высших степеней, которые, в свою очередь, давят на низшее масонство, побуждая его к потребным для них действиям. Символическое масонство может иногда роптать на это, может стараться укрыться от воздействия. Это не изменяет его роли в общемасонской деятельности.
Активная революционная деятельность в эту эпоху принадлежала мартинистам, иллюминатам и тамплиерским степеням. К ним принадлежала большая часть революционных деятелей. И эти лица также не всегда вполне сходились между собой, и борьба, например, между жирондистами и монтаньярами{25} была борьбой различных слоев масонства. Защитники масонства пользуются этим, указывая, что в течение революции погибло немало членов ордена. Конечно, и принцесса Ламбаль была масонка, и Филипп Эгалите имел высокий чин в масонстве. Но нет такой революционной партии, которая бы не раздроблялась на враждующие фракции, когда после победы над общим врагом начинаются частности их собственного внутреннего действия. Это имеет место и в масонстве.
Если в идейной подготовке революции конца XVIII века масонство занимало огромную и даже первенствующую роль и если среди французских «философов», являвшихся главной подготовительной силой, огромное большинство были франк-масонами, то и активные деятели осуществляемой революции были в огромном большинстве также масонами. Перед 1789 годом, по рассказу Дешампа, объединяющего свидетельства ряда исследователей, в масонстве началась оживленная работа по организации сил для действия. Огромную роль в этом отношении сыграл Вейсгаупт, молодой германский профессор, который создал орден иллюминатов и слил его с обычным масонством, чтобы давить на массу масонов посредством ордена иллюминатов. Мирабо, имевший от своего двора (французского) дипломатическое поручение к прусскому правительству во время своего пребывания в Берлине, одновременно сошелся и с евреями, и с иллюминатами. Он познакомился с известным еврейским деятелем Мендельсоном, который произвел на него огромное впечатление, так что с этих пор Мирабо стал фанатическим сторонником еврейства, стал «влюблен в еврейство», по выражению Греца. В это же время Мирабо поступил в орден иллюминатов и потому перенес иллюминизм во Францию, в ложу филалетов, в которой был одним из главных членов вместе с Талейраном{26}.
В 1781 германские масоны, с участием иноземных, созвали конгресс в Вильгельмсбаде, важный в том отношении, что на нем было признано, что масон, прошедший три символические степени (голубое масонство), мог быть допускаем в ложи всех высших степеней. Это казалось льготою для символического масонства, но в действительности было проведено сторонниками Вейсгаупта с той целью, чтобы дать иллюминатам удобство проникать во все ложи и всюду производить свое давление. В 1785 году французские филалеты, то есть высшая часть ложи Соединенные Друзья (парижского Востока), где действовал Мирабо, созвали общий конвент французских и иностранных масонов в Париже. В 1786 году созван был конгресс во Франкфурте, где было решено начинать революцию во Франции, и вместе с тем, как уверяют, было решено убийство Людовика XVI. Это подтверждается многими свидетельствами. Прусский министр граф Гаугвиц представил в 1822 году на конгрессе в Вероне мемуар о тайных обществах, в котором говорит, что во времена молодости был масоном и в 1777 году руководил несколькими прусскими ложами за три или четыре года до конвента в Вильгельмсбаде. «Тогда я приобрел, — говорит он, — уверенность, что драма, начавшаяся в 1788 и 1789 годах, Французская революция, цареубийство со всеми ужасами, не только были решены тогда, но были результатом обществ, клятв и пр.». Он тогда же открылся Вильгельму III{27}, и «мы получили убеждение, что все масонские общества, начиная с самых скромных и кончая высшими степенями, ставят своей целью эксплуатировать религиозное чувство и исполнять самые преступные планы, пользуясь первым как покрывалом для прикрытия второго».
Дешамп приводит также рассказ кардинала Матье о том, что он слышал от некоего Бургона, хорошо ему известного и отличавшегося честностью. Этот Бургон был знаком с мэром Булиньи, бывшим масоном, который и рассказывал ему, как была решена смерть Людовика XVI. В 1786 году был масонский конвент во Франкфурте, где присутствовал и Булиньи со своим приятелем Раймондом, и здесь именно была вотирована смерть короля шведского и Людовика XVI. Крайне потрясенные этим, Булиньи и Раймонд решили больше не посещать ложи.
Тот же Бургон и некто Вейс передавали рассказ Жана Дебри о том, как он попал в цареубийцы. Он был масоном и потом сделался членом французского конвента, где подал голос за смерть короля. Это страшно тяготило его совесть, и он рассказывал в свое оправдание: «Я вышел из дому с твердым решением вотировать изгнание, а не смерть. Я это обещал и моей жене. Но в Собрании мне, масонским знаком, напомнили клятву лож. Угрозы трибун завершили мое смущение, и я вотировал за смерть»[10].
По свидетельству Бертрата де Малевиля, министра Людовика XVI, система террора была установлена также масонами в ложе Соединенных Друзей, и первая идея его принадлежит Адриану Дюпору[11].
Таким образом, европейское масонство проявляло перед началом революции чрезвычайную деятельность и на своих многочисленных конгрессах подготовило все дальнейшие действия.
Перед 1789 годом общие конвенты масонов, созванные в Париже управительным комитетом филалетов, выделили особые секретные комитеты, которые выработали специальные пункты, столь щекотливые, что, как там же объяснено, не только печатание, но и письменное изложение не допускалось осторожностью». Для исполнения же их была сформирована ложа, или клуб, пропаганды. В числе членов клуба находим имена аббата Сийеса, Лакретель Тара старший и младший Кондорсе, Клавьер, Мирабо, Барнав, Дюжор, Тарже, оба Ламета, Буаси Д англ а, Робеспьер, Фурнье, аббат Грегуар, Кабанис, Варер де Вьезак, Лаборд, Шамфор, Камбон, Гримм, Гувиен, Фоше и т. д. По Лекуте Лекантеле, были еще Бабоф, Дюпон, Гобер, Марат, Сен Жюст и т. д. Лафайет также принадлежал к масонам. Шенье, Петиен и пр[очие] состояли в ложе Девяти Сестер. Короче говоря, в масонских ложах были все революционные деятели, за немногими исключениями. А может быть, и без исключений, — только принадлежность некоторых неизвестна по недостатку данных.
Большая часть членов клубов якобинцев и кордельеров{28}, говорит Дешамп, были также членами масонских лож. Однако же в период террора большинство масонских лож закрылось. Как объясняет Луи Блан, значительное число масонов, будучи крайне либерального образа мыслей, не могли все же, по своим личным интересам, характеру и общественному положению, сочувствовать натравливанию обезумевшей массы на богатых, к числу которых сами принадлежали. В самой горячей схватке революции действовали те, которые выделились в высшие степени. Масонские ложи заменились политическими клубами, хотя и в политических клубах началось расслоение революционеров на более умеренных и крайних, так что на эшафотах погибло немало масонов от руки других своих «братьев». После ниспровержения Робеспьера 9 термидора масонские ложи снова открылись.
Единение масонства в решении начинать революцию с Франции проявилось потом и в поддержании французских войск, которых завоевания всюду вносили уничтожение старого строя и начало нового. Особенно ценную услугу Французской революции оказал герцог Брауншвейгский{29}, который был официально гроссмейстером всех немецких лож. При начале войны войска республики состояли из нестройных толп, не способных, казалось бы, сопротивляться закаленным в боях войскам Пруссии под водительством герцога Брауншвейгского, военного героя времен Фридриха Великого. На деле вышло совершенно обратное, и это было произведено чисто изменнически. Вот как происходило, например, знаменитое сражение при Вальми, впервые прославившее оружие республики. Французы располагали в это время очень незначительными армиями Келлермана в 25 000 человек и Дюмурье{30} — 20 000 человек. Келлерман стоял на холме Вальми, в позиции крайне неудобной, не допускавшей развертывания сил, и впоследствии Наполеон говорил, что тут невозможно было сражаться. У прусского короля имелась армия в 150 000 человек, и, если бы он двинулся вперед, французы могли только погибнуть, тем более что даже и Дюмурье не мог оказать помощи Келлерману, так как против него стоял принц Гогенлое{31}. Фридрих Вильгельм{32} опасался только одного: что французы уйдут раньше, чем он успеет их атаковать, и хотел двинуться немедленно.
Но принц Брауншвейгский нарочно поспешил прибыть к королю и настоятельно убеждал его подождать прибытия австрийских войск. Он успел обмануть короля, который отменил наступление и сдал команду принцу Брауншвейгу. Приблизившись к Вальми, Брауншвейг не атаковал французов серьезно, а, притворяясь, будто идет в атаку, развил сильный артиллерийский огонь. Однако и этого оказалось достаточно для того, чтобы не нюхавшие пороху французские войска уже дрогнули и готовы были бежать. Тогда принц Брауншвейгский объявил позицию Келлермана неприступной и приказал своим войскам отступить. Это невероятное распоряжение привело в негодование его армию, но французы поверили в свою победу и были охвачены энтузиазмом. Несмотря на подаренный им успех, несмотря на подъем духа, французы, однако, находились все-таки в совершенно критическом положении. Принц Брауншвейгский имел на фронте 50 000 человек, а в арьергарде 30 000 австрийцев и эмигрантских войск. Во Франции господствовал ужас, все были уверены, что принц Брауншвейгский будет через две недели в Париже, и собирались уже переводить правительство за Луару, взяв туда и Людовика XVI как заложника. Но Дюмурье и Дантонг, которые оба были масоны, повели переговоры с Брауншвейгом, которому, кроме требований масонского братства, по всеобщим уверениям, дали огромную сумму денег за предательство. В результате он не двинулся ни шагу против французов, обе армии простояли в бездействии, а потом было заключено перемирие.
Некоторые масоны всюду поддерживали французов и позднее, при наполеоновских войнах.
Эккерт пишет по этому поводу: «Германия представляла тогда зрелище странное, необъяснимое. Ее закаленные войска, еще недавно дававшие пример мужества, казались внезапно пораженными бессилием, а генералы слепотою. Во всех встречах с республиканскими, а потом императорскими войсками они показывают себя недостойными своей прежней репутации. Гарнизоны в крепостях кладут оружие без выстрела. Сведения, получаемые начальниками, оказываются ложными. Решения, принятые в военных советах, тотчас сообщаются неприятелю. Приказы не даются или плохо исполняются. Верность офицеров сомнительна. Среди солдат является обескураженность от ложных зловещих слухов. Как объяснить эти факты? Они происходят только от измены офицеров, по приказанию высших глав масонства»[12].
Такая же точка зрения высказывается и некоторыми масонами, как цитированный выше Мальперт и Папюс-Энкос. Папюс — человек, правда, отличающийся крайней фантастичностью, говорит, что вся история Наполеона I объясняется целями «посвященных» (то есть высшими степенями масонства). Когда таланты Бонапарта обратили общее внимание, «посвященные» предложили ему обеспечить помощь всех тайных обществ Европы, если он согласится принять участие в организации федеративного союза всей Европы. Бонапарт, рассказывает Папюс, согласился, «дал клятву и был посвящен в одной из пирамид» (? — Л. Т.). Но когда он достиг власти, то изменил клятве, «стал ослушиваться приказаний тайных властей, и они лишили его своего покровительства». Так он и попал на остров Св. Елены[13].
Папюс, впрочем, не приводит доказательства принадлежности Наполеона к ложам. Гир в этом сомневается. Дешамп уверен, что Наполеон был масоном. То же самое утверждают Базо и Рагон (масоны). Но когда он стал владыкой Франции, то покровительствовал масонам в таком же роде, как евреям, то есть, давая им открытую официальную организацию, старался посредством этого следить за ними и направлять их деятельность в своих целях. Он назначил- гроссмейстером ордена Иосифа Наполеона. Императрица Евгения председательствовала в женских ложах. Масонами сделались Евгений Богарне, Бернадотт, Келлерман, Массена, Сульт{33}. Масонский писатель Базо говорит: «Императорское правительство пользовалось своим всемогуществом, чтобы господствовать над масонством. Масонство не испугалось этого и не возмущалось этим. Оно позволило деспотизму подчинять себя, чтобы сделать себя верховной властью». Это, конечно, означает, что оно пользовалось властью Наполеона в своих целях. Но когда Наполеон перестал допускать это, масоны обратились против него.
Нельзя, конечно, признавать огромного влияния масонства или стоящего за ним тайного сверхправительства в такой безмерной степени, как делают Папюс и Дешамп. Уже, конечно, Вольтер, Мирабо, Дантон и т. д. хотели кое-чего и сами по себе и стали масонами потому, что думали, таким путем удобнее проводить свои идеи. Нельзя и в политических движениях мира не прикинуть чего-нибудь на самостоятельные стремления народов, на влияния экономические и т. д. Но за такими оговорками нельзя не признать огромного влияния масонства в смысле идейном и в смысле организации на ход истории Нового времени. Исследователи масонства показывают его влияние и в реставрации Бурбонов, и в революциях 1848— 1849 годов, в франко-прусской войне и так до нашего времени. Без сомнения, масонство не может стоять бездейственно и в страшном всемирном столкновении наших дней, уже закончившемся низвержением русской монархии и захватом власти в России социалистами. Оставляя в стороне эти события настоящего момента, за полным отсутствием данных для суждения, относительно прочих событий XIX века в Европе уже одно огромное количество документов, собранных в объемистых томах Дешампа, совершенно несомненно показывает масонов решительно всюду. Это сила всепроникающая и глубоко революционная.
Она стала входить и в социалистическое движение, видоизменяясь, впрочем, в новые формы обществ. Масонство XIX века было резервуаром, откуда черпали силы высшие степени для того, чтобы афилиировать себя и социалистические общества, прямо с масонством не желавшие входить в связь по своей полной материалистичности.
Мы скажем лишь очень немногое ввиду того, что подробное описание действий масонов за XIX век потребовало бы даже по одним публикованным материалам по крайней мере отдельной особой книги.
Когда Наполеон I начал держать масонов в почетной зависимости от себя, более горячие головы образовали тайную афилиацию масонства в обществах, которые назвали себя не каменщиками, а угольщиками (шарбоньеры во Франции, карбонарии в Италии). Первые шарбоньеры образовались по преимуществу из военных в Безансоне. Отсюда орден распространился в Италию, где усвоил несколько иной ритуал, с введением христианских культовых черт для привлечения италианцев, тогда еще набожных. В 1809 году в Капуе была учреждена первая Вента, ставшая потом главной.
Во время реставрации во Франции из масонства вышло другое революционное общество — «Друзья истины». Но «Друзья истины», возбуждавшие первые возмущения против Бурбонов, быстро слились с шарбоньерами. Французские шарбоньеры скоро вошли в состав символического масонства ввиду того, что Великий Восток Франции согласился их включить. Впоследствии во Франции была также учреждена Верховная вента. Таким образом, франкмасонство, занимаясь в своих официальных ложах развитием разных «добродетелей», в революционном отношении действовало в форме Верховной венты.
В Италии во главе местных вент стала «Высокая вента». Горячие головы италианцев, готовых когда угодно грабить и резать, позволили до крайности упростить обязанности членов общества. Обязанности карбонария состояли в том, чтобы иметь ружье, пятьдесят патронов, быть всегда готовым на самопожертвование и слепо повиноваться начальникам. Рядовой карбонарий больше ничего не знал о делах общества. Члены «Высокой венты» пополняли свой состав посредством самовыбора. При таком способе пропаганды число карбонариев в Италии быстро дошло до 600 — 800 тысяч, хотя эта громадная численная сила не могла быть направляема на что бы то ни было сколько-нибудь дисциплинированно[14].
Впоследствии Мадзини, сам карбонарий, недовольный бездействием «Высокой венты», невзирая на свои обязательства, самовольно основал новое общество «Молодой Италии», где дисциплина была доведена до абсолютной степени и малейшее непослушание приказанию здесь наказывалось смертью. После того стали повсюду возникать «Молодая Испания», «Германия» и т. д. Самовольный поступок Мадзини, впрочем, нимало не помешал ему остаться в Венте. Вообще постоянная политика масонства состояла в том, что давала возможность возникать из своей среды революционным обществам, не прерывая порою с ними связи. Это, конечно, выгодно как для символического масонства, так и для афилиированных обществ и уже совершенно необходимо для того, чтобы «невидимое» масонство могло направлять действия афилиированных обществ.
Из описания Дешампа видно, что в произведении июльской революции 1830 года соединилось много таких обществ. В это время орден тамплиерский был весьма ослаблен. Особенно же сильно работало общество «AidetoiDicut’aidera» («Помощник твой Бог тебе поможет». — Ред.), членом которого был Гизо{35}. Сильно действовала ложа «Друзья истины». Гизо состоял также в символических ложах. Маршал Мэзон, которого измена в Рамбулье разрушила попытки Карла X{36} защищаться с оружием в руках, был масон очень большого чина — великий офицер Великого Востока.
Революционную агитацию между 1830 и 1848 годами вели по преимуществу карбонарии и разные «Молодые Германии», «Молодая Италия» и т. д. В масонском мире перед 1848 годом замышлялось нечто крупное, наподобие 1789 года, и подготовка к революции по всем странам шла сильно. В 1847 году собрался большой масонский конвент в Страсбурге из депутатов, выбранных на нескольких мелких конвентах, заранее собранных. Членами Страсбургского конвента Эккерт называет Ламартина, Кремье, Кавеньяка, Коссидьера, Ледрю Роллена, Луи Блана, Прудона, Марра, Мари, Пиа, а из Германии были Фиклер, Геккер, Гервег, Гагерн, Вассерман, Буге, Блюм, Фейербах, Симон, Якоби, Риц, Велькер, Геркшер. На конвенте решено было «масонизировать» швейцарские кантоны и затем произвести революционный взрыв одновременно по всей Европе. Как известно, движение и воспоследовало действительно, с разницей в несколько месяцев, по целому ряду стран: Париж, Вена, Берлин, Милан, Парма, Венеция и т. д. Реформистские «банкеты», положившие начало революции в Париже, были организованы директорами масонских лож: Вите, Морни, Берже, Маллевиль, Дювержье де Горан. Одилон Баро принадлежал к очень крайней ложе тринософов.
Разумеется, на улицах дрались рабочие. Но когда Луи Филипп бежал и была провозглашена республика, масонская ложа громко выражала свой восторг. 10 марта 1848 года Верховный Совет шотландского ритуала приветствовал Временное правительство. 24 марта депутация Великого Востока также приветствовала Временное правительство и была принята двумя министрами — Кремье и Гарнье Пажес и секретарем Паньером, вышедшими в своих масонских значках.
В общей сложности, однако, революция 1848—1849 годов считалась масонами неудачною, а может быть, даже преждевременно задуманной. В обширной переписке революционных обществ, захваченной в 1846 году папским правительством, имеются любопытные указания на разногласия в этом отношении между деятелями Венты. Так, например, горячий и крупный агитатор еврей Пикколо Тигр (псевдоним) извещает высшего члена Венты Нубиуса (псевдоним) о блестящем в революционном смысле состоянии умов, всюду доведенных до степени кипения, и ожидает успешной революции. Но другой член, занимавший видный наблюдательный пост Венты при Меттернихе{37} в Вене, констатируя то же возбуждение умов, выражает, наоборот, сильные опасения за будущее. «В течение нескольких лет, — пишет он тому же Нубиусу, — мы двинули дело далеко вперед: дезорганизация социальная царит всюду. Все дошло до уровня, до которого мы хотели понизить человеческий род. Мы старались развратить, чтобы господствовать. И я не знаю, не испытываете ли Вы ужаса, как я, перед нашим делом? Я боюсь, что мы зашли слишком далеко, слишком развратили, и, всматриваясь глубоко в персонал наших агентов, я начинаю думать, что мы не уложим в рамки, по воле нашей, спущенного нами потока... Мы отняли у народа религиозную веру, монархическую веру, его честность, его семейные добродетели, и теперь, когда мы слышим вдали его глухое рыкание, мы дрожим, потому что чудовище может нас пожрать. Мы отняли у него чувство чести, честность, и он не будет знать сострадания. Чем больше думаю, тем более убеждаюсь, что нужно искать отсрочки» [15].
Возможно, что эти размышления (которых благоразумие подтверждено, было страшным социальным движением рабочих в Париже, где Кавеньяк едва успел потопить в крови разбушевавшийся бунт) взяли верх в высшем управлении Венты, и там перед революцией решили «искать отсрочки», не допускать революцию идти в самую глубь. По крайней мере, по очень веским данным самого Дешампа, империя Луи Наполеона была признана масонами желательной. Это стало известно Дешампу от Мислея, игравшего важную роль в революционных кругах, но личного приятеля Дешампа.
Скоро после переворота 1851 г. (именно 7 февраля 1852 г.) Мислей писал Дешампу: «К этому времени в Париже имел место великий конвент глав европейских обществ, где рассуждали о Франции. Три члена только (во главе их Маццини) требовали демократической республики. Огромное большинство думало, что диктатура лучше послужит делу революции — и империя была декретирована surlespromessesformelles (формальным обещанием) Луи Наполеона отдать к услугам масонства все силы Франции. Все люди революции приложили силы к успеху государственного переворота. Нарваец, который повиновался Пальмерстону{38}, ссудил даже Луи Наполеону 500 000 франков незадолго до 2 декабря»[16].
Если Наполеон III действительно давал «форменные обещания», то это могло относиться только к единству Италии, а следовательно, и к судьбам папского светского владычества. У Дешампа нет никаких сведений относительно принадлежности Луи Наполеона к масонству, иначе как в форме карбонаризма. Он был давно карбонарием, и притом итальянским, и как таковой обязан был работать на единство Италии. За нарушение этой клятвы его и преследовали покушения на убийства, пока он, после покушения Орсини, не возобновил этого обещания и не начал осуществлять его, рискуя, что Папа потеряет и свои владения. Но вообще говоря, масонство покровительствовало Наполеону III. По крайней мере, Пальмерстон, бывший, как уверяют, высшим главой европейского масонства (Востока Востоков), поддерживал Наполеона всеми силами и, может быть, не допустил бы его гибели, если бы не умер за пять лет до франко-прусской войны.
Мы не станем следить далее за историческим международным действием масонства, но отметим, в каком направлении оно давит на внутреннюю политику государств. В общем давление со стороны масонства клонится к упразднению значения церкви и вообще к уничтожению влияния религии на внутреннее устройство стран и их законодательство. На Западе эта задача неразрывно связана с подрывом власти римского Папы и переносится в международную политику в виде уничтожения светской власти Папы, каковое и было достигнуто. Лаицизация школы и изъятие ее из-под влияния церкви всюду поддерживалась масонством и, вообще говоря, достигнуты всюду в почти полных размерах, кое-где в полных. Так, во Франции даже преподавание Закона Божия в школах уничтожено и самый крест выброшен из них. В чисто политическом отношении действие масонства характеризуется двумя чертами: с одной стороны, развивается как бы демократическое устройство, монархический принцип особенно подрывается, вся власть переносится к так называемому народному представительству, то есть фактически отдается в руки наиболее организованным партиям, с другой же стороны, все жизненные функции народов все более изъемлются из рук свободного народного устроения и подчиняются государству. Масонство в этом отношении очень поддерживает даже социалистическую идею. Копен Албанселли объясняет общую тенденцию этих двойственных стремлений задачей захвата всех народов еврейской властью, так как народы, лишенные внутренней организации, а следовательно, и какой-либо силы противодействия, окажутся в руках того, кто захватит в руки так называемое народное представительство. Это же, говорит он, будет сделано именно еврейством, которое и станет тогда владыкой мира. Разумеется, права еврейства всюду развиваются масонами с первого же момента их воздействия на политику, причем их внутренняя организация, мотивированная религиозными соображениями, повсюду сохраняется, тогда как религиозная организация христианских народов (то есть церковь) всюду подрывается. В некоторых отношениях наибольшей власти масонство достигло во Франции и в Италии. Однако оно дает наибольшую поддержку не им, а Пруссии, которая исторически оказывала наибольшую поддержку масонству. В этом отношении наиболее излюбленными странами масонства являлись Англия и Пруссия. Англия до такой степени поддерживалась масонством, что Макс Думик считает его даже, так сказать, английским изобретением (а не еврейским, как Копен Албанселли). Но Пруссия также еще со времен Фридриха Великого, ставшего масоном и покровителем масонства, сделалась излюбленной для него страной.
Когда Гаугвиц в 1822 году представил на Веронском конгрессе свой мемуар о масонах, то впечатление от него на государей было различно. Императоры Франц и Александр, пораженные опасностью, воспретили у себя масонство. Но Вильгельм III частным образом известил ложи, что «франк-масонство может рассчитывать на мое покровительство до тех пор, пока оно будет держаться в границах, которые само же себе определило».
«С этого дня, — говорит Дешамп, — между Пруссией и франкмасонством был заключен договор. Ложи рассудили, что из всех государств Европы Пруссия была наиболее способна осуществить их дело, и сделали ее рычагом своего политического действия, не смущаясь колебаниями и иногда реакционными поползновениями наследников Вильгельма III»[17].
Хотя революция в 1848 году не миновала и Берлина, но действовала очень слабо, и в последующей исторической своей роли Пруссия имела полную поддержку масонства. «Все заметные деятели нынешней Германской империи, — говорит Дешамп, — высокие масоны, что можно видеть, сравнивая масонские ежегодники с <...>»[18]. Франк-масоны Австрии были также за германское единство и, конечно, поддерживали как «Культур кампф» против католицизма, так и социальные реформы. Об этом явно говорят сами масоны.
Так, масонский журнал «Рейнский герольд» писал 25 октября 1873 года: «Мы считаем возможным законно утверждать, что дух франк-масонства произнес суждение посредством навсегда памятного письма императора Папе. Идеи императора Вильгельма, который, как известно, член франк-масонства, произошли не со вчерашнего дня и не внушены ему единственно меньшими его советниками».
«FreimaurerZeitung» говорит в этом же духе: «Когда находятся два антагониста: император, который в качестве франк-масона уважает и покровительствует ордену (масонскому), и Папа, который его проклинает, франк-масонство может и должно принять свою сторону... Вслед за императором мы идем к свободе духа ит. д. Этот старец, этот герой — наш брат, он с нами связан неразрушимой цепью... Пусть поведение нашего царственного брата будет примером для всех франк-масонов»[19].
Должно заметить, что относительно самого Бисмарка Дешамп не дает никаких прямых указаний о его личной принадлежности к ордену. Бисмарк вообще готов был пользоваться всякими силами, способными помогать осуществлению его планов. Он был в тесных сношениях с масонами, как входил в сношения с Лассалем и Карлом Марксом. Он делал разные уступки в пользу масонства, так, например, настоял в Берлинском трактате на равноправии евреев в Румынии, несмотря на обращенные к нему просьбы румынского населения не требовать прав для евреев. Но ему приходилось и ссориться с масонством. Однажды он даже выразился: «Легче иметь дело с иезуитами, как людьми рассудительными, чем с франк-масонами». На это влиятельнейший масонский журнал «Баухютте» Финделя отвечал угрозой международной оппозиции лож Англии, Франции и Италии и протестом всех трех прусских лож и затем всех масонов против политики Бисмарка.
Сказанного достаточно для обрисовки огромной силы франкмасонства в политике. Но всех исследователей его, разумеется, глубоко занимал вопрос о том, имеется ли какое-либо общее, всемирное управление, указывающее пути действия масонству и другим тайным обществам, среди которых Дешампа особенно заинтересовывала Международная ассоциация рабочих. В «Предисловии» к своему труду он ставит на первом плане этот вопрос: «Имеется ли действительно единство управления, которое связывает взаимно все тайные общества, включая в то число и франк-масонство? Здесь мы касаемся наиболее таинственного пункта действий тайных обществ, того, который они тщательнее всего прячут под вуалью национальных Великих Востоков, объявляющих себя независимыми один от другого, иногда даже друг друга предают отлучению». Считая подлинною Кельнскую хартию, он говорит: «История показывает нам в эпоху Кельнского конвента тайную организацию, увенчиваемую единственным патриархом, который известен лишь небольшому числу мастеров. В XVIII веке орден Храма исполнял в отношении масонских лож роль внутреннего ордена и направлял работы обыкновенных масонов так, что они об этом не подозревали... Высшие степени шотландизма служили в эту эпоху святилищами этого внутреннего ордена, почему и были признаваемы всеми масонскими державами, несмотря на протесты многочисленных масонов символических степеней, несмотря даже на кратковременные расколы. Но высшие степени потеряли это значение в наше время, и теперь не в их капитулах нужно искать центр, в котором скрывается высшее управление всемирного масонства. Однако это управление продолжает существовать». Где же оно?
Эккерт приходит к заключению, что «внутренний орден существовал всегда и верховно управлял масонством внешнего ордена» (или «порядка» — ordres). Будучи всемирной ассоциацией, масонство управляется единственным главою, именуемым патриархом. Титул великого мастера ордена не составляет исключительной привилегии одной фамилии или одной нации. Шотландия, Англия, Франция, Германия имеют поочередно честь давать ордену его высшего главу. Кажется, что в настоящее время (то есть во времена Эккерта), достоинством патриарха облечен лорд Пальмерстон. При патриархе находятся два комитета: один законодательный, другой исполнительный. Эти комитеты, составленные из делегатов Великих Востоков, одни только знают патриарха и одни лишь находятся с ним в сношениях. Все современные революции доказывают, что орден разделен на две отдельные части: одна мирная, другая военная. Далее Эккерт объясняет, что мирное отделение действует лишь словом устным и печатным, устраняя власти и лица, которых гибель решена тем, что доводит их до самоубийства или умопомешательства. Она захватывает в пользу ордена места в государстве, церкви и университеты, вообще все влиятельные места. Она прельщает массы народа и господствует над общественным мнением путем печати и ассоциаций... Глава ее носит название Великого Востока, и его ложи прекращают действие, как только военное отделение спускает на улицы массы, захваченные влиянием ордена. Дирекция военного отделения носит название Небес. Члены военного отделения без ведома лож мирного отделения состоят их членами, так что в случае неудачи военных действий мирные ложи выручают членов военного отделения от преследований, указывая на свой несомненно мирный способ действий.
Гужено Демуссо считает еврейство руководящей силой ордена. «Масонство, — говорит он, — есть обширная ассоциация, которой действительные главы (их не должно смешивать с главами номинальными) живут в тесном и интимном союзе с воинствующими членами иудаизма, принцами и практикантами высшей Каббалы.
Эта избранная часть ордена, эти действительные главы, известные очень немногим посвященным и известные большею частью под псевдонимами, функционируют в корыстной тайной зависимости от израильских каббалистов. Такая зависимость достигается привычками строгой тайны, которой их подчиняют клятвы и страшные угрозы, а также жизнь, что большинство членов Высшего совета масонства, по таинственной конституции его, составляется из евреев».
Мы выше видели, что Копен Албанселли резче и решительнее всех говорит о центральной еврейской организации, господствующей над масонством. Он же указывает на то, что эта организация для упрочения своего владычества над миром рассчитывает опереться на так называемое торжество социализма. Дешамп, писавший раньше всех и не имевший перед собою данных, приводимых позднейшими авторами, обращал, однако, внимание на оба эти обстоятельства. Он говорил тогда о Международной ассоциации рабочих, которая представляла центр рабочего социалистического движения, но впоследствии, уже после Дешампа, была распущена стараниями Карла Маркса, находившего ее преждевременною. Уничтожение «Интернационала», однако, послужило, как и рассчитывал К. Маркс, только к более глубокому развитию социализма между рабочими, не уменьшая и нравственной солидарности между ними в разных странах.
Дешамп из всех писателей по данному вопросу наиболее осторожен и наиболее старается не выходить из пределов точных фактов. Поэтому его заключительное, очень тревожное мнение заслуживает полного внимания. Он говорит: «Вполне допуская существование единого центра управления (в масонстве), который наследовал древнему высшему патриарху ордена (Дешамп признает точность сведений Кельнской хартии), мы, однако, склонны думать, что власть этого единого управления не всегда всеми признается, что в армии разных обществ возникают новые силы, иногда входят в конфликт с прежними, ищут сами овладеть высшей властью и лишь наполовину подчиняются ее приказаниям в ожидании, что сами могут проникнуть в высший центр... Эти внутренние раздоры являются часто орудием, которым Провидение пользуется для того, чтобы остановить порыв революции и помочь народам удержаться на краю бездны, в которую их увлекают».
«Но не должно от себя скрывать, что тайные общества все более идут к объединению, начиная с наивного буржуазного масонства до сектантов, спрятанных в европейских кабинетах, и до глав Международного Общества. В момент, когда это объединение вполне совершится, времена станут созревшими для Антихриста» [20].
Примечания
{1}«Союз ассасинов» (схема Л. А. Тихомирова. ГА РФ, ф. 634, on. I, д. 73, л. 15):
1090 г. Гассан захватил Ал амур.
1124 г. — смерть Гассана.
1172 г. Тамплиеры убили послов ассасинов.
1124 — 1138 Кеах Бузур Умейде
1138 — Магомет.
1163—1167 гг. Гассан II.
1256 г. Ху лагу разрушил 40 городов.
{2}Тамплиеры (схема Л. А. Тихомирова. ГА РФ, ф. 634, on. I, д. 73, л. 15):
1118 г. Основал Гуго де Паганис.
1187 г. Тамплиеры в Акко.
1291 г. Тамплиеры на Кипре (Новый устав 1220—1290 гг.)
1307 г. Суд тамплиеров.
1312 г. Уничтожение.
{19} Павликиане — секта, возникшая в Армении в VII в. Основал ее Константин, еретически толковавший Послания апостола Павла. Умер около 584 г. Секта долго существовала и повлияла на учения других сект.
{25} Жирондисты — политическая группировка французских революционеров периода Великой Французской революции. Название дано по департаменту Жиронда, откуда были родом многие деятели жирондизма. После свержения Монархии находились у власти, затем — оттеснены от нее.
{26} Мирабо Оноре Габриель Рикети (1749—1791) — граф, активный деятель Французской революции.
{28} Якобинцы — члены якобинского клуба, оставшиеся в его составе после выхода из него в 1792 г. жирондистов. Были у власти во время якобинской диктатуры (1793—1794). Якобинцами были Робеспьер, Марат, Дантон.
{30} Келлерман Франсуа Этьен (1735—1820) — маршал Франции. Участник революционных войн.
{32} Фридрих Вильгельм II (1744 — 1797) — прусский король с 1786 года.
{33} Евгений Богарне (1781 — 1824) — французский генерал, вице-король Италии. Участник наполеоновских войн.
Бернадот Жан Батист (1763—1844) — маршал Франции. Участник революционных и наполеоновских войн. В 1810 г. уволен Наполеоном и был избран наследником шведского престола. Воевал с Наполеоном. В 1818—1844 годах под именем Карла XIV Юхана был королем Швеции.
Массена Андре (1758—1817) — маршал Франции. Участник революционных и наполеоновских войн.
{38} Пальмерстон Генри Джон Темпл (1784 — 1865) — премьер-министр Великобритании в 1855 — 1858 гг. и с 1859 г.
[1] Deschamps. Les sociétés secretes. Кн. I. С. 211.
[2] Deschamps. Указ. соч. Кн. II. С. 520.
[3] Финдель. История франк-масонов. Т. I. С. 35 — 36.
[4] Луи Блан. История Французской революции. Т II. С. 74 — 81.
[5] Дешамп цитирует из масонского журнала «Chaire d’Union», 1874 года. С. 85.
[6] Deschamps. Указ. соч. Т. И. С. 2 — 26.
[7] Deschamps. Указ. соч. Т. II. С. 93.
[8] Вообще по всему миру тогда считалось 4 миллиона масонов при 3217 ложах. Дешамп. Кн. II. С. 129
[9] Там же. С. 91. Полков, имевших масонские ложи, насчитывали 40.
[10] Deschamps. Указ. соч. Т. II. С. 134 — 136.
[11] Там же. С. 143-145.
[12] Deschamps. Les societes secretes. Т. II. С. 214.
[13] Папюс. Эзотерические беседы. Журнал «Изида», 1913 г. JSfe 9—10.
[14] Любопытно отметить, что воспитатель Императора Александра I Цезарь Лагарп{34}, удалившись в Швейцарию, занял высокое положение в обществе карбонариев.
[15] Deshamps. Указ. соч. Т. II. С. 275 — 276. Папа разрешил Кретин Жоли опубликовать эти документы, но с обозначением лишь членских псевдонимов, а не подлинных имен.
[16] Дешамп. Тайные общества и Государство. Т. II. С. 322. В «Революции Розенкрейцера» сообщается к истории государственного переворота совсем иная история, но очень неправдоподобная и притом анонимно.
[17] Дешамп. Тайные общества и государство. Т. II. С. 400.
[18] Пропуск в рукописи. — Ред.
[19] Дешамп. Указ. соч. Т. II. С. 414.
[20] Deschamps. Указ. соч. Предисловие. С. 98.
Политическая роль масонства
Тот, кто желает беспристрастно оценить политическую роль масонства, не допуская себя быть одураченным и в то же время, не возводя на масонство несправедливых обвинений, чувствует себя крайне затрудненным, слыша утверждения масонства, будто бы оно по принципу не входит в политику, а занимается лишь пересозданием человеческих душ. Такие утверждения не всегда составляют преднамеренную ложь. Без сомнения, есть немало масонов, которые не знают политической стороны действий своего союза. Сверх того, масонство есть учреждение крайне сложное, в котором общая основная мысль, но есть несомненные разногласия в выводах из нее. Кроме того, масонство состоит из различных слоев, которых цели не одинаковы. Наконец, зловредная таинственность, которой оно окутано на всех ступенях, таинственность, при которой не только посторонние, но и сами члены союза не в состоянии распознавать истинных действий его, приводит к тому, что вполне знают эти действия, может быть, лишь те «невидимые» руководители, о которых ни сами масоны низших степеней, ни тем более посторонние люди не имеют никаких сведений. При таких условиях обличители масонства, даже не желая быть несправедливыми, могут впадать во многие ошибки, ибо принуждены судить по данным недостаточным, не допускающим проверки, а потому, вероятно, нередко неточным.
Что масонский союз имеет цели политические, это, однако, не подлежит ни малейшему сомнению. Эти цели неизбежно вытекают из самого существа его. Какова цель масонства по его собственному заявлению? Авторитетнейший Клавель, автор «Живописной истории масонства», сам масон, изучавший и теорию, и историю союза и пользующийся общим уважением масонского мира, так определяет цель масонства: «Уничтожить между людьми различие ранга, верований, мнений, отечества... сделать из всего человечества одну и ту же семью... — вот великое дело, которое предприняло масонство и на котором ученики, подмастерья и мастер призваны соединить свои усилия»[1].
Такая цель есть, по существу, политическая, не осуществимая без глубочайших социально-политических переворотов не только существующего строя, но всех основ, на которых существовало человеческое общество с самого своего возникновения. На место этого строя масонская цель должна поставить некоторый другой, ему противоположный. Для этого необходима борьба, подавление противников, принуждение их жить так, как требуется, согласно основной масонской цели. Различие может состоять только в том, что эта цель может достигаться сразу или постепенно, с большими или меньшими захватами, с известными передышками на пути.
Но так или иначе, пред масонством стоит приобретение политической власти, и это иногда высказывается им с безграничной самоуверенностью. Так, масон Блюменгаген говорил в своей ложе в 1825 году: «Орден франк-масонов завершил свое детство и юношество. Он теперь возмужал, и, прежде чем кончится третье столетие франк-масонства, мир увидит, чем оно стало в действительности. Дух масонства внимательно бодрствует, предусматривая ход грядущего и мировые настроения, он пускает корни во все закоулки земли и утверждается прочно в сердце страны. И когда весь мир станет храмом ордена, лазурные небеса — его кровлею и полюсы — стенами его, а трон и церковь его столбами, тогда земные державы сами преклонятся перед нами и предоставят нам управление миром, а народам свободу (? — Л. Т.), нами подготовленную. Пусть господин мира даст нам только одно столетие, и мы достигнем цели, заранее предначертанной. Но для этого нужно, чтобы ничто не замедляло работы и чтобы наша стройка подымалась с каждым днем выше. Будем незаметно класть камень за камнем, и невидимая стена будет вырастать все выше»[2].
Блюменгаген в 1825 году мог с большим правом делать такие прогностики, так как в это время только что завершился круг первой Французской революции, завоевания которой уже стали признанным достоянием Европы. В совершении же этого громадного переворота масоны играли роль первостепенной важности. Финдель, постоянно старающийся выставить орден совсем безобидным учреждением, жалуется, что в отношении первой Французской революции на масонов возводятся несправедливые обвинения. «Многие противники масонства, — говорит он, — в пылу вражды к нему доходят до того, что стали обвинять братство не только в том, что оно подготовило революцию, но даже и произвело ее. Мы не станем останавливаться на этом забавном обвинении... Однако нельзя отрицать, что масонство помогало и способствовало подготовлению лучшего порядка вещей в государстве... Оно радостно приветствовало первые мирные завоевания революции... При известии о взятии Бастилии политические чувства членов ложи, рассказывает Жуо, вырвались наружу. Наша ложа смело объявила себя на стороне этого события и новых принципов, провозглашенных Национальным собранием». Точно так же за год перед этим Великий Восток циркулярно собирал по ложам подарок Национальному собранию. Реннские ложи решили ознаменовать начало революции торжественным актом благотворительности и т. д.»[3].
Однако не враг масонства и революции, а сам революционер и масон, Луи Блан{22}, определяет роль франк-масонства в революции далеко не одними симпатиями «лучшему порядку вещей».
Нужно, говорит он, указать мину, которую тогда подводили под троны и алтари революционеры, более опасные, чем энциклопедисты. Тут действовало общество из людей всех стран; связанные между собой символическими конвенциями, они обязывались клятвенно нерушимо хранить секрет и пр.: таковы были франкмасоны. Накануне Французской революции франк-масонство приняло огромные размеры. По самым основам своим оно отрицало учреждения и убеждения окружающего мира. Правда, что, собравшись за столом, масоны пили за здравие государей в монархических странах и за гражданские власти в республиках. Но эти предосторожности, внушаемые благоразумием, не уничтожали, по существу, революционных влияний франк-масонства... С другой стороны, тайна, страшная клятва, секрет, узнававшийся только мужественным перенесением страшных испытаний, секретные знаки, по которым братья узнавали своих по всему миру, хранение тайны под угрозой проклятия и смерти, церемонии, относящиеся к истории убийства и внушавшие идею мщения, — что могло вернее вести к заговорам? Потом явились угрожающие нововведения. Так как в трех степенях обычного масонства было много лиц, по общественному положению и принципам враждебных социальному перевороту, то новаторы умножили ступени мистической лестницы общества. Они создали новые этажи лож, предназначая их для горячих голов. Они учредили высшие степени: избранного мастера, рыцаря солнца, ложи строгого послушания, кадоша или перерожденного человека. Мрачное святилище не открывалось перед адептом раньше долгого ряда испытаний, которые должны были показать успехи его революционного воспитания, постоянство убеждений, прочность закалки сердца. Об этих-то подземных школах Кондорсе{23} в своей «Histoireduprogresde Г espritlaumain» («Истории развития человеческого разума». — Ред.) делает намек, обещая рассказать, какие удары монархическому идолопоклонству и суеверию нанесли филиальные тайные тамплиерские общества»[4].
А вот как оценивает роль масонов во Французской революции и последующих движениях Европы французский масон Малаперт, оратор Верховного Совета шотландской системы, в торжественном заседании мастеров ложи Эльзаса Лотарингии в 1874 году. Он говорил: «В XVIII веке масонство было столь распространено в мире, что можно сказать, с этой эпохи ничто на свете не делается без его согласия. Нет надобности говорить о гигантской работе наших французских философов, которые все были масоны. Поэт Виланд, философ Кант — не единственные масоны своей эпохи. Все замечательные люди считали за честь быть присоединены к нашим мистериям. Немецкие ложи аплодировали первым усилиям наших устроителей конституций... Когда началась война, Франция двинулась вперед, и благодаря нашим идеям мы повсюду нашли друзей... Потом Франция отказалась от своей роли, она вручила свои судьбы удачливому солдату, который восстановил дворянство и угрожал восстановить древние привилегии...»[5]
Тогда отношения масонства к Наполеону изменилось, и немецкие масоны, сначала изменившие отечеству, возвысили свой голос против французов, в силу чего и возникло немецкое национальное движение.
Относительно громадного значения масонов во Франции революционной эпохи Малаперт совершенно прав, как видно уже из слов Луи Блана.
Масонские ложи явились во Францию из Англии с 1725 года (Париж) и умножались постепенно, особенно в начале 40-х годов. «Уже своим словом в различных классах общества, — говорит Базо, — франк-масоны приготовили умы к великой моральной революции, когда сочинение философов Гельвеция, Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Дидро, Даламбера, Кондорсе, Кабаниса и т. д. привносили свой могущественный свет». Эти философы в большинстве и сами были масоны. Наряду с масонством английского ритуала скоро возникло масонство тамплиерское, одним из инициаторов которого был регент Филипп Орлеанский. Он, по Клавелю, даже просил португальский орден Христа (бывших тамплиеров) доставить древние уставы рыцарей Храма. К тамплиерскому ордену принадлежали первоначально люди самого высокого дворянства. Его гроссмейстерами были один за другим герцог Де Мен, граф Клермон, принц Конти, герцог Коссе Бриссак. Вообще, среди аристократии увлечение масонством было велико. Членами лож делались люди всех влиятельных учреждений и члены парламентов, чем объясняется их либерально-оппозиционная роль. Так называемые философы почти поголовно принадлежали к масонству, как Вольтер, Гельвеций, Дидро, Даламбер, Кондорсе и пр. Особенно горячим масоном был сам Вольтер, который принял посвящение еще во время своего пребывания в Англии. Впоследствии он был членом и других лож во Франции как «Востока». В переписке Вольтера сохранилось немало указаний на его принадлежность к франк-масонству, он сам показывает, что принадлежит к высоким степеням. «Мы составляем корпус мужественных рыцарей — розенкрейцеров, кадошей, защитников истины» («Nousjommeruncorpsdebraveschevaliers — Rose — Croix, Kadosch, defenscursdelaverite»), пишет он Демилавалю, который был членом особой ложи, основанной Вольтером и где собирались «философы» Гольбах, Дидро, Гримм, Гельвеций, Мореле, Лагранж[6].
Эти философические рыцари розенкрейцеры и кадоши своей пропагандой подрывали старые устои Франции, прежде же всего религию и ее учреждения. Особенно ненавидел Вольтер монахов и если не мог уничтожить их всех, то вместе с масонскими членами парламентов провел победоносную кампанию против иезуитов, которые и были в конце концов изгнаны из Франции.
Для успешности пропаганды во Франции, в противность основным правилам масонства, были учреждены даже женские ложи, куда потянулась высшая аристократия. Гроссмейстершами были, например, герцогиня Бурбонская, герцогиня Шартрская, злополучная принцесса Ламбаль, отрубленную голову которой впоследствии озверелая толпа носила на пике. Дам в ложи тянули различные побуждения: и неудержимая страсть поболтать на высокие темы, и приманка оппозиции, и элемент чудесного, которое вносили с собой мартинисты. Известно, как блистал в это время в высшем свете шарлатан Калиостро (Бальзамо). Хотя он возбуждал отвращение в философствующих служителях Разума, однако был допущен к действию из-за утилитарно революционных соображений. В некоторых случаях дам привлекала и простая распущенность.
Маркиз Жоффруа говорит о ложе Эрменонви л ля: «Известно, что замок Эрменонвилль, принадлежащий Жирардену в десяти лье от Парижа, был знаменитым логовищем иллюминизма. Известно, что там, у могилы Жан-Жака, под предлогом прихождения к состоянию природы царствовала самая ужасная распущенность нравов. Ничто не сравнится с гнусностями, царствующими в этой эрменонвильской орде. Все женщины, допущенные к мистериям, делались общим достоянием всех братьев и отдавались по воле случая или выбора этим истинным адамитам»[7].
Распущенностью нельзя было удивить тогдашнюю Францию, но многие указывали властям на революционную опасность масонства. Так, шевалье Фолар, бывший масон, уже в 1729 году начал предупреждать о том, что масонство готовит революцию. Сначала на это не обращали внимания, но в 1737 году Флери{24} добился у короля Людовика XV запрещения масонского ордена. Это, однако, мало помогало. Правительственная машина настолько уже расхлябалась, что неспособна была выдерживать какую-либо систему. Герен замечает, что уже всюду установились традиции вялости, снисхождения и безнаказанности. Чиновники, пробовавшие доносить правительству о действиях масонства, чаще всего получали выговоры за докучливое усердие. Масонство продолжало процветать. В 80-х годах XVII века ложа Candenu в циркуляре от 31 мая 1782 года насчитывала во Франции миллион масонов. Лож в это время во Франции было более 700[8], и их агитация проявлялась всюду. «Дух беспокойства, волнения, бунтливости, — говорит Дешамп, — чувствовался повсюду... Документы того времени показывают, какое значительное место занимали ложи в социальной жизни. Смесь всех классов приняла в них чрезвычайные размеры, и почти все высшее дворянство и члены парламентов были членами лож. Прибавьте к этому капитальный факт, что почти во всех полках имелись масонские “мастерские”, включавшие большое число офицеров, и что эти полковые ложи принимали участие во всех “работах” гарнизонных лож, и тогда объясняется anarchiespontaner, эта дезорганизация всех учреждений в первые месяцы 1789 года, о которой говорит Тэн, но которая была в действительности подготовлена издавна»[9].
Эта «анархия» была также весьма хорошо организована в революционном смысле, и Луи Блан замечает, что какие-то неуловимые курьеры распространяли по всей стране с быстротой телеграфа агитирующие секреты, выкраденные из учреждений, коллегий, канцелярий, судов и консисторий.
Конечно, мы не должны забывать характеристики Луи Блана, которая оправдывается и всеми последующими эпохами. Масонство было и остается разнослойным. Низшие степени его лож могут быть относительно более умными. Но масонство должно рассматривать в целом составе, с высшими ступенями, с филиальными группами, каковой была группа иллюминатов, а впоследствии карбонариев. Эти группы так и сами смотрят, что символическое масонство имеет свои функции вырабатывать материал, пригодный для комплектования высших степеней, которые, в свою очередь, давят на низшее масонство, побуждая его к потребным для них действиям. Символическое масонство может иногда роптать на это, может стараться укрыться от воздействия. Это не изменяет его роли в общемасонской деятельности.
Активная революционная деятельность в эту эпоху принадлежала мартинистам, иллюминатам и тамплиерским степеням. К ним принадлежала большая часть революционных деятелей. И эти лица также не всегда вполне сходились между собой, и борьба, например, между жирондистами и монтаньярами{25} была борьбой различных слоев масонства. Защитники масонства пользуются этим, указывая, что в течение революции погибло немало членов ордена. Конечно, и принцесса Ламбаль была масонка, и Филипп Эгалите имел высокий чин в масонстве. Но нет такой революционной партии, которая бы не раздроблялась на враждующие фракции, когда после победы над общим врагом начинаются частности их собственного внутреннего действия. Это имеет место и в масонстве.
Если в идейной подготовке революции конца XVIII века масонство занимало огромную и даже первенствующую роль и если среди французских «философов», являвшихся главной подготовительной силой, огромное большинство были франк-масонами, то и активные деятели осуществляемой революции были в огромном большинстве также масонами. Перед 1789 годом, по рассказу Дешампа, объединяющего свидетельства ряда исследователей, в масонстве началась оживленная работа по организации сил для действия. Огромную роль в этом отношении сыграл Вейсгаупт, молодой германский профессор, который создал орден иллюминатов и слил его с обычным масонством, чтобы давить на массу масонов посредством ордена иллюминатов. Мирабо, имевший от своего двора (французского) дипломатическое поручение к прусскому правительству во время своего пребывания в Берлине, одновременно сошелся и с евреями, и с иллюминатами. Он познакомился с известным еврейским деятелем Мендельсоном, который произвел на него огромное впечатление, так что с этих пор Мирабо стал фанатическим сторонником еврейства, стал «влюблен в еврейство», по выражению Греца. В это же время Мирабо поступил в орден иллюминатов и потому перенес иллюминизм во Францию, в ложу филалетов, в которой был одним из главных членов вместе с Талейраном{26}.
В 1781 германские масоны, с участием иноземных, созвали конгресс в Вильгельмсбаде, важный в том отношении, что на нем было признано, что масон, прошедший три символические степени (голубое масонство), мог быть допускаем в ложи всех высших степеней. Это казалось льготою для символического масонства, но в действительности было проведено сторонниками Вейсгаупта с той целью, чтобы дать иллюминатам удобство проникать во все ложи и всюду производить свое давление. В 1785 году французские филалеты, то есть высшая часть ложи Соединенные Друзья (парижского Востока), где действовал Мирабо, созвали общий конвент французских и иностранных масонов в Париже. В 1786 году созван был конгресс во Франкфурте, где было решено начинать революцию во Франции, и вместе с тем, как уверяют, было решено убийство Людовика XVI. Это подтверждается многими свидетельствами. Прусский министр граф Гаугвиц представил в 1822 году на конгрессе в Вероне мемуар о тайных обществах, в котором говорит, что во времена молодости был масоном и в 1777 году руководил несколькими прусскими ложами за три или четыре года до конвента в Вильгельмсбаде. «Тогда я приобрел, — говорит он, — уверенность, что драма, начавшаяся в 1788 и 1789 годах, Французская революция, цареубийство со всеми ужасами, не только были решены тогда, но были результатом обществ, клятв и пр.». Он тогда же открылся Вильгельму III{27}, и «мы получили убеждение, что все масонские общества, начиная с самых скромных и кончая высшими степенями, ставят своей целью эксплуатировать религиозное чувство и исполнять самые преступные планы, пользуясь первым как покрывалом для прикрытия второго».
Дешамп приводит также рассказ кардинала Матье о том, что он слышал от некоего Бургона, хорошо ему известного и отличавшегося честностью. Этот Бургон был знаком с мэром Булиньи, бывшим масоном, который и рассказывал ему, как была решена смерть Людовика XVI. В 1786 году был масонский конвент во Франкфурте, где присутствовал и Булиньи со своим приятелем Раймондом, и здесь именно была вотирована смерть короля шведского и Людовика XVI. Крайне потрясенные этим, Булиньи и Раймонд решили больше не посещать ложи.
Тот же Бургон и некто Вейс передавали рассказ Жана Дебри о том, как он попал в цареубийцы. Он был масоном и потом сделался членом французского конвента, где подал голос за смерть короля. Это страшно тяготило его совесть, и он рассказывал в свое оправдание: «Я вышел из дому с твердым решением вотировать изгнание, а не смерть. Я это обещал и моей жене. Но в Собрании мне, масонским знаком, напомнили клятву лож. Угрозы трибун завершили мое смущение, и я вотировал за смерть»[10].
По свидетельству Бертрата де Малевиля, министра Людовика XVI, система террора была установлена также масонами в ложе Соединенных Друзей, и первая идея его принадлежит Адриану Дюпору[11].
Таким образом, европейское масонство проявляло перед началом революции чрезвычайную деятельность и на своих многочисленных конгрессах подготовило все дальнейшие действия.
Перед 1789 годом общие конвенты масонов, созванные в Париже управительным комитетом филалетов, выделили особые секретные комитеты, которые выработали специальные пункты, столь щекотливые, что, как там же объяснено, не только печатание, но и письменное изложение не допускалось осторожностью». Для исполнения же их была сформирована ложа, или клуб, пропаганды. В числе членов клуба находим имена аббата Сийеса, Лакретель Тара старший и младший Кондорсе, Клавьер, Мирабо, Барнав, Дюжор, Тарже, оба Ламета, Буаси Д англ а, Робеспьер, Фурнье, аббат Грегуар, Кабанис, Варер де Вьезак, Лаборд, Шамфор, Камбон, Гримм, Гувиен, Фоше и т. д. По Лекуте Лекантеле, были еще Бабоф, Дюпон, Гобер, Марат, Сен Жюст и т. д. Лафайет также принадлежал к масонам. Шенье, Петиен и пр[очие] состояли в ложе Девяти Сестер. Короче говоря, в масонских ложах были все революционные деятели, за немногими исключениями. А может быть, и без исключений, — только принадлежность некоторых неизвестна по недостатку данных.
Большая часть членов клубов якобинцев и кордельеров{28}, говорит Дешамп, были также членами масонских лож. Однако же в период террора большинство масонских лож закрылось. Как объясняет Луи Блан, значительное число масонов, будучи крайне либерального образа мыслей, не могли все же, по своим личным интересам, характеру и общественному положению, сочувствовать натравливанию обезумевшей массы на богатых, к числу которых сами принадлежали. В самой горячей схватке революции действовали те, которые выделились в высшие степени. Масонские ложи заменились политическими клубами, хотя и в политических клубах началось расслоение революционеров на более умеренных и крайних, так что на эшафотах погибло немало масонов от руки других своих «братьев». После ниспровержения Робеспьера 9 термидора масонские ложи снова открылись.
Единение масонства в решении начинать революцию с Франции проявилось потом и в поддержании французских войск, которых завоевания всюду вносили уничтожение старого строя и начало нового. Особенно ценную услугу Французской революции оказал герцог Брауншвейгский{29}, который был официально гроссмейстером всех немецких лож. При начале войны войска республики состояли из нестройных толп, не способных, казалось бы, сопротивляться закаленным в боях войскам Пруссии под водительством герцога Брауншвейгского, военного героя времен Фридриха Великого. На деле вышло совершенно обратное, и это было произведено чисто изменнически. Вот как происходило, например, знаменитое сражение при Вальми, впервые прославившее оружие республики. Французы располагали в это время очень незначительными армиями Келлермана в 25 000 человек и Дюмурье{30} — 20 000 человек. Келлерман стоял на холме Вальми, в позиции крайне неудобной, не допускавшей развертывания сил, и впоследствии Наполеон говорил, что тут невозможно было сражаться. У прусского короля имелась армия в 150 000 человек, и, если бы он двинулся вперед, французы могли только погибнуть, тем более что даже и Дюмурье не мог оказать помощи Келлерману, так как против него стоял принц Гогенлое{31}. Фридрих Вильгельм{32} опасался только одного: что французы уйдут раньше, чем он успеет их атаковать, и хотел двинуться немедленно.
Но принц Брауншвейгский нарочно поспешил прибыть к королю и настоятельно убеждал его подождать прибытия австрийских войск. Он успел обмануть короля, который отменил наступление и сдал команду принцу Брауншвейгу. Приблизившись к Вальми, Брауншвейг не атаковал французов серьезно, а, притворяясь, будто идет в атаку, развил сильный артиллерийский огонь. Однако и этого оказалось достаточно для того, чтобы не нюхавшие пороху французские войска уже дрогнули и готовы были бежать. Тогда принц Брауншвейгский объявил позицию Келлермана неприступной и приказал своим войскам отступить. Это невероятное распоряжение привело в негодование его армию, но французы поверили в свою победу и были охвачены энтузиазмом. Несмотря на подаренный им успех, несмотря на подъем духа, французы, однако, находились все-таки в совершенно критическом положении. Принц Брауншвейгский имел на фронте 50 000 человек, а в арьергарде 30 000 австрийцев и эмигрантских войск. Во Франции господствовал ужас, все были уверены, что принц Брауншвейгский будет через две недели в Париже, и собирались уже переводить правительство за Луару, взяв туда и Людовика XVI как заложника. Но Дюмурье и Дантонг, которые оба были масоны, повели переговоры с Брауншвейгом, которому, кроме требований масонского братства, по всеобщим уверениям, дали огромную сумму денег за предательство. В результате он не двинулся ни шагу против французов, обе армии простояли в бездействии, а потом было заключено перемирие.
Некоторые масоны всюду поддерживали французов и позднее, при наполеоновских войнах.
Эккерт пишет по этому поводу: «Германия представляла тогда зрелище странное, необъяснимое. Ее закаленные войска, еще недавно дававшие пример мужества, казались внезапно пораженными бессилием, а генералы слепотою. Во всех встречах с республиканскими, а потом императорскими войсками они показывают себя недостойными своей прежней репутации. Гарнизоны в крепостях кладут оружие без выстрела. Сведения, получаемые начальниками, оказываются ложными. Решения, принятые в военных советах, тотчас сообщаются неприятелю. Приказы не даются или плохо исполняются. Верность офицеров сомнительна. Среди солдат является обескураженность от ложных зловещих слухов. Как объяснить эти факты? Они происходят только от измены офицеров, по приказанию высших глав масонства»[12].
Такая же точка зрения высказывается и некоторыми масонами, как цитированный выше Мальперт и Папюс-Энкос. Папюс — человек, правда, отличающийся крайней фантастичностью, говорит, что вся история Наполеона I объясняется целями «посвященных» (то есть высшими степенями масонства). Когда таланты Бонапарта обратили общее внимание, «посвященные» предложили ему обеспечить помощь всех тайных обществ Европы, если он согласится принять участие в организации федеративного союза всей Европы. Бонапарт, рассказывает Папюс, согласился, «дал клятву и был посвящен в одной из пирамид» (? — Л. Т.). Но когда он достиг власти, то изменил клятве, «стал ослушиваться приказаний тайных властей, и они лишили его своего покровительства». Так он и попал на остров Св. Елены[13].
Папюс, впрочем, не приводит доказательства принадлежности Наполеона к ложам. Гир в этом сомневается. Дешамп уверен, что Наполеон был масоном. То же самое утверждают Базо и Рагон (масоны). Но когда он стал владыкой Франции, то покровительствовал масонам в таком же роде, как евреям, то есть, давая им открытую официальную организацию, старался посредством этого следить за ними и направлять их деятельность в своих целях. Он назначил- гроссмейстером ордена Иосифа Наполеона. Императрица Евгения председательствовала в женских ложах. Масонами сделались Евгений Богарне, Бернадотт, Келлерман, Массена, Сульт{33}. Масонский писатель Базо говорит: «Императорское правительство пользовалось своим всемогуществом, чтобы господствовать над масонством. Масонство не испугалось этого и не возмущалось этим. Оно позволило деспотизму подчинять себя, чтобы сделать себя верховной властью». Это, конечно, означает, что оно пользовалось властью Наполеона в своих целях. Но когда Наполеон перестал допускать это, масоны обратились против него.
Нельзя, конечно, признавать огромного влияния масонства или стоящего за ним тайного сверхправительства в такой безмерной степени, как делают Папюс и Дешамп. Уже, конечно, Вольтер, Мирабо, Дантон и т. д. хотели кое-чего и сами по себе и стали масонами потому, что думали, таким путем удобнее проводить свои идеи. Нельзя и в политических движениях мира не прикинуть чего-нибудь на самостоятельные стремления народов, на влияния экономические и т. д. Но за такими оговорками нельзя не признать огромного влияния масонства в смысле идейном и в смысле организации на ход истории Нового времени. Исследователи масонства показывают его влияние и в реставрации Бурбонов, и в революциях 1848— 1849 годов, в франко-прусской войне и так до нашего времени. Без сомнения, масонство не может стоять бездейственно и в страшном всемирном столкновении наших дней, уже закончившемся низвержением русской монархии и захватом власти в России социалистами. Оставляя в стороне эти события настоящего момента, за полным отсутствием данных для суждения, относительно прочих событий XIX века в Европе уже одно огромное количество документов, собранных в объемистых томах Дешампа, совершенно несомненно показывает масонов решительно всюду. Это сила всепроникающая и глубоко революционная.
Она стала входить и в социалистическое движение, видоизменяясь, впрочем, в новые формы обществ. Масонство XIX века было резервуаром, откуда черпали силы высшие степени для того, чтобы афилиировать себя и социалистические общества, прямо с масонством не желавшие входить в связь по своей полной материалистичности.
Мы скажем лишь очень немногое ввиду того, что подробное описание действий масонов за XIX век потребовало бы даже по одним публикованным материалам по крайней мере отдельной особой книги.
Когда Наполеон I начал держать масонов в почетной зависимости от себя, более горячие головы образовали тайную афилиацию масонства в обществах, которые назвали себя не каменщиками, а угольщиками (шарбоньеры во Франции, карбонарии в Италии). Первые шарбоньеры образовались по преимуществу из военных в Безансоне. Отсюда орден распространился в Италию, где усвоил несколько иной ритуал, с введением христианских культовых черт для привлечения италианцев, тогда еще набожных. В 1809 году в Капуе была учреждена первая Вента, ставшая потом главной.
Во время реставрации во Франции из масонства вышло другое революционное общество — «Друзья истины». Но «Друзья истины», возбуждавшие первые возмущения против Бурбонов, быстро слились с шарбоньерами. Французские шарбоньеры скоро вошли в состав символического масонства ввиду того, что Великий Восток Франции согласился их включить. Впоследствии во Франции была также учреждена Верховная вента. Таким образом, франкмасонство, занимаясь в своих официальных ложах развитием разных «добродетелей», в революционном отношении действовало в форме Верховной венты.
В Италии во главе местных вент стала «Высокая вента». Горячие головы италианцев, готовых когда угодно грабить и резать, позволили до крайности упростить обязанности членов общества. Обязанности карбонария состояли в том, чтобы иметь ружье, пятьдесят патронов, быть всегда готовым на самопожертвование и слепо повиноваться начальникам. Рядовой карбонарий больше ничего не знал о делах общества. Члены «Высокой венты» пополняли свой состав посредством самовыбора. При таком способе пропаганды число карбонариев в Италии быстро дошло до 600 — 800 тысяч, хотя эта громадная численная сила не могла быть направляема на что бы то ни было сколько-нибудь дисциплинированно[14].
Впоследствии Мадзини, сам карбонарий, недовольный бездействием «Высокой венты», невзирая на свои обязательства, самовольно основал новое общество «Молодой Италии», где дисциплина была доведена до абсолютной степени и малейшее непослушание приказанию здесь наказывалось смертью. После того стали повсюду возникать «Молодая Испания», «Германия» и т. д. Самовольный поступок Мадзини, впрочем, нимало не помешал ему остаться в Венте. Вообще постоянная политика масонства состояла в том, что давала возможность возникать из своей среды революционным обществам, не прерывая порою с ними связи. Это, конечно, выгодно как для символического масонства, так и для афилиированных обществ и уже совершенно необходимо для того, чтобы «невидимое» масонство могло направлять действия афилиированных обществ.
Из описания Дешампа видно, что в произведении июльской революции 1830 года соединилось много таких обществ. В это время орден тамплиерский был весьма ослаблен. Особенно же сильно работало общество «AidetoiDicut’aidera» («Помощник твой Бог тебе поможет». — Ред.), членом которого был Гизо{35}. Сильно действовала ложа «Друзья истины». Гизо состоял также в символических ложах. Маршал Мэзон, которого измена в Рамбулье разрушила попытки Карла X{36} защищаться с оружием в руках, был масон очень большого чина — великий офицер Великого Востока.
Революционную агитацию между 1830 и 1848 годами вели по преимуществу карбонарии и разные «Молодые Германии», «Молодая Италия» и т. д. В масонском мире перед 1848 годом замышлялось нечто крупное, наподобие 1789 года, и подготовка к революции по всем странам шла сильно. В 1847 году собрался большой масонский конвент в Страсбурге из депутатов, выбранных на нескольких мелких конвентах, заранее собранных. Членами Страсбургского конвента Эккерт называет Ламартина, Кремье, Кавеньяка, Коссидьера, Ледрю Роллена, Луи Блана, Прудона, Марра, Мари, Пиа, а из Германии были Фиклер, Геккер, Гервег, Гагерн, Вассерман, Буге, Блюм, Фейербах, Симон, Якоби, Риц, Велькер, Геркшер. На конвенте решено было «масонизировать» швейцарские кантоны и затем произвести революционный взрыв одновременно по всей Европе. Как известно, движение и воспоследовало действительно, с разницей в несколько месяцев, по целому ряду стран: Париж, Вена, Берлин, Милан, Парма, Венеция и т. д. Реформистские «банкеты», положившие начало революции в Париже, были организованы директорами масонских лож: Вите, Морни, Берже, Маллевиль, Дювержье де Горан. Одилон Баро принадлежал к очень крайней ложе тринософов.
Разумеется, на улицах дрались рабочие. Но когда Луи Филипп бежал и была провозглашена республика, масонская ложа громко выражала свой восторг. 10 марта 1848 года Верховный Совет шотландского ритуала приветствовал Временное правительство. 24 марта депутация Великого Востока также приветствовала Временное правительство и была принята двумя министрами — Кремье и Гарнье Пажес и секретарем Паньером, вышедшими в своих масонских значках.
В общей сложности, однако, революция 1848—1849 годов считалась масонами неудачною, а может быть, даже преждевременно задуманной. В обширной переписке революционных обществ, захваченной в 1846 году папским правительством, имеются любопытные указания на разногласия в этом отношении между деятелями Венты. Так, например, горячий и крупный агитатор еврей Пикколо Тигр (псевдоним) извещает высшего члена Венты Нубиуса (псевдоним) о блестящем в революционном смысле состоянии умов, всюду доведенных до степени кипения, и ожидает успешной революции. Но другой член, занимавший видный наблюдательный пост Венты при Меттернихе{37} в Вене, констатируя то же возбуждение умов, выражает, наоборот, сильные опасения за будущее. «В течение нескольких лет, — пишет он тому же Нубиусу, — мы двинули дело далеко вперед: дезорганизация социальная царит всюду. Все дошло до уровня, до которого мы хотели понизить человеческий род. Мы старались развратить, чтобы господствовать. И я не знаю, не испытываете ли Вы ужаса, как я, перед нашим делом? Я боюсь, что мы зашли слишком далеко, слишком развратили, и, всматриваясь глубоко в персонал наших агентов, я начинаю думать, что мы не уложим в рамки, по воле нашей, спущенного нами потока... Мы отняли у народа религиозную веру, монархическую веру, его честность, его семейные добродетели, и теперь, когда мы слышим вдали его глухое рыкание, мы дрожим, потому что чудовище может нас пожрать. Мы отняли у него чувство чести, честность, и он не будет знать сострадания. Чем больше думаю, тем более убеждаюсь, что нужно искать отсрочки» [15].
Возможно, что эти размышления (которых благоразумие подтверждено, было страшным социальным движением рабочих в Париже, где Кавеньяк едва успел потопить в крови разбушевавшийся бунт) взяли верх в высшем управлении Венты, и там перед революцией решили «искать отсрочки», не допускать революцию идти в самую глубь. По крайней мере, по очень веским данным самого Дешампа, империя Луи Наполеона была признана масонами желательной. Это стало известно Дешампу от Мислея, игравшего важную роль в революционных кругах, но личного приятеля Дешампа.
Скоро после переворота 1851 г. (именно 7 февраля 1852 г.) Мислей писал Дешампу: «К этому времени в Париже имел место великий конвент глав европейских обществ, где рассуждали о Франции. Три члена только (во главе их Маццини) требовали демократической республики. Огромное большинство думало, что диктатура лучше послужит делу революции — и империя была декретирована surlespromessesformelles (формальным обещанием) Луи Наполеона отдать к услугам масонства все силы Франции. Все люди революции приложили силы к успеху государственного переворота. Нарваец, который повиновался Пальмерстону{38}, ссудил даже Луи Наполеону 500 000 франков незадолго до 2 декабря»[16].
Если Наполеон III действительно давал «форменные обещания», то это могло относиться только к единству Италии, а следовательно, и к судьбам папского светского владычества. У Дешампа нет никаких сведений относительно принадлежности Луи Наполеона к масонству, иначе как в форме карбонаризма. Он был давно карбонарием, и притом итальянским, и как таковой обязан был работать на единство Италии. За нарушение этой клятвы его и преследовали покушения на убийства, пока он, после покушения Орсини, не возобновил этого обещания и не начал осуществлять его, рискуя, что Папа потеряет и свои владения. Но вообще говоря, масонство покровительствовало Наполеону III. По крайней мере, Пальмерстон, бывший, как уверяют, высшим главой европейского масонства (Востока Востоков), поддерживал Наполеона всеми силами и, может быть, не допустил бы его гибели, если бы не умер за пять лет до франко-прусской войны.
Мы не станем следить далее за историческим международным действием масонства, но отметим, в каком направлении оно давит на внутреннюю политику государств. В общем давление со стороны масонства клонится к упразднению значения церкви и вообще к уничтожению влияния религии на внутреннее устройство стран и их законодательство. На Западе эта задача неразрывно связана с подрывом власти римского Папы и переносится в международную политику в виде уничтожения светской власти Папы, каковое и было достигнуто. Лаицизация школы и изъятие ее из-под влияния церкви всюду поддерживалась масонством и, вообще говоря, достигнуты всюду в почти полных размерах, кое-где в полных. Так, во Франции даже преподавание Закона Божия в школах уничтожено и самый крест выброшен из них. В чисто политическом отношении действие масонства характеризуется двумя чертами: с одной стороны, развивается как бы демократическое устройство, монархический принцип особенно подрывается, вся власть переносится к так называемому народному представительству, то есть фактически отдается в руки наиболее организованным партиям, с другой же стороны, все жизненные функции народов все более изъемлются из рук свободного народного устроения и подчиняются государству. Масонство в этом отношении очень поддерживает даже социалистическую идею. Копен Албанселли объясняет общую тенденцию этих двойственных стремлений задачей захвата всех народов еврейской властью, так как народы, лишенные внутренней организации, а следовательно, и какой-либо силы противодействия, окажутся в руках того, кто захватит в руки так называемое народное представительство. Это же, говорит он, будет сделано именно еврейством, которое и станет тогда владыкой мира. Разумеется, права еврейства всюду развиваются масонами с первого же момента их воздействия на политику, причем их внутренняя организация, мотивированная религиозными соображениями, повсюду сохраняется, тогда как религиозная организация христианских народов (то есть церковь) всюду подрывается. В некоторых отношениях наибольшей власти масонство достигло во Франции и в Италии. Однако оно дает наибольшую поддержку не им, а Пруссии, которая исторически оказывала наибольшую поддержку масонству. В этом отношении наиболее излюбленными странами масонства являлись Англия и Пруссия. Англия до такой степени поддерживалась масонством, что Макс Думик считает его даже, так сказать, английским изобретением (а не еврейским, как Копен Албанселли). Но Пруссия также еще со времен Фридриха Великого, ставшего масоном и покровителем масонства, сделалась излюбленной для него страной.
Когда Гаугвиц в 1822 году представил на Веронском конгрессе свой мемуар о масонах, то впечатление от него на государей было различно. Императоры Франц и Александр, пораженные опасностью, воспретили у себя масонство. Но Вильгельм III частным образом известил ложи, что «франк-масонство может рассчитывать на мое покровительство до тех пор, пока оно будет держаться в границах, которые само же себе определило».
«С этого дня, — говорит Дешамп, — между Пруссией и франкмасонством был заключен договор. Ложи рассудили, что из всех государств Европы Пруссия была наиболее способна осуществить их дело, и сделали ее рычагом своего политического действия, не смущаясь колебаниями и иногда реакционными поползновениями наследников Вильгельма III»[17].
Хотя революция в 1848 году не миновала и Берлина, но действовала очень слабо, и в последующей исторической своей роли Пруссия имела полную поддержку масонства. «Все заметные деятели нынешней Германской империи, — говорит Дешамп, — высокие масоны, что можно видеть, сравнивая масонские ежегодники с <...>»[18]. Франк-масоны Австрии были также за германское единство и, конечно, поддерживали как «Культур кампф» против католицизма, так и социальные реформы. Об этом явно говорят сами масоны.
Так, масонский журнал «Рейнский герольд» писал 25 октября 1873 года: «Мы считаем возможным законно утверждать, что дух франк-масонства произнес суждение посредством навсегда памятного письма императора Папе. Идеи императора Вильгельма, который, как известно, член франк-масонства, произошли не со вчерашнего дня и не внушены ему единственно меньшими его советниками».
«FreimaurerZeitung» говорит в этом же духе: «Когда находятся два антагониста: император, который в качестве франк-масона уважает и покровительствует ордену (масонскому), и Папа, который его проклинает, франк-масонство может и должно принять свою сторону... Вслед за императором мы идем к свободе духа ит. д. Этот старец, этот герой — наш брат, он с нами связан неразрушимой цепью... Пусть поведение нашего царственного брата будет примером для всех франк-масонов»[19].
Должно заметить, что относительно самого Бисмарка Дешамп не дает никаких прямых указаний о его личной принадлежности к ордену. Бисмарк вообще готов был пользоваться всякими силами, способными помогать осуществлению его планов. Он был в тесных сношениях с масонами, как входил в сношения с Лассалем и Карлом Марксом. Он делал разные уступки в пользу масонства, так, например, настоял в Берлинском трактате на равноправии евреев в Румынии, несмотря на обращенные к нему просьбы румынского населения не требовать прав для евреев. Но ему приходилось и ссориться с масонством. Однажды он даже выразился: «Легче иметь дело с иезуитами, как людьми рассудительными, чем с франк-масонами». На это влиятельнейший масонский журнал «Баухютте» Финделя отвечал угрозой международной оппозиции лож Англии, Франции и Италии и протестом всех трех прусских лож и затем всех масонов против политики Бисмарка.
Сказанного достаточно для обрисовки огромной силы франкмасонства в политике. Но всех исследователей его, разумеется, глубоко занимал вопрос о том, имеется ли какое-либо общее, всемирное управление, указывающее пути действия масонству и другим тайным обществам, среди которых Дешампа особенно заинтересовывала Международная ассоциация рабочих. В «Предисловии» к своему труду он ставит на первом плане этот вопрос: «Имеется ли действительно единство управления, которое связывает взаимно все тайные общества, включая в то число и франк-масонство? Здесь мы касаемся наиболее таинственного пункта действий тайных обществ, того, который они тщательнее всего прячут под вуалью национальных Великих Востоков, объявляющих себя независимыми один от другого, иногда даже друг друга предают отлучению». Считая подлинною Кельнскую хартию, он говорит: «История показывает нам в эпоху Кельнского конвента тайную организацию, увенчиваемую единственным патриархом, который известен лишь небольшому числу мастеров. В XVIII веке орден Храма исполнял в отношении масонских лож роль внутреннего ордена и направлял работы обыкновенных масонов так, что они об этом не подозревали... Высшие степени шотландизма служили в эту эпоху святилищами этого внутреннего ордена, почему и были признаваемы всеми масонскими державами, несмотря на протесты многочисленных масонов символических степеней, несмотря даже на кратковременные расколы. Но высшие степени потеряли это значение в наше время, и теперь не в их капитулах нужно искать центр, в котором скрывается высшее управление всемирного масонства. Однако это управление продолжает существовать». Где же оно?
Эккерт приходит к заключению, что «внутренний орден существовал всегда и верховно управлял масонством внешнего ордена» (или «порядка» — ordres). Будучи всемирной ассоциацией, масонство управляется единственным главою, именуемым патриархом. Титул великого мастера ордена не составляет исключительной привилегии одной фамилии или одной нации. Шотландия, Англия, Франция, Германия имеют поочередно честь давать ордену его высшего главу. Кажется, что в настоящее время (то есть во времена Эккерта), достоинством патриарха облечен лорд Пальмерстон. При патриархе находятся два комитета: один законодательный, другой исполнительный. Эти комитеты, составленные из делегатов Великих Востоков, одни только знают патриарха и одни лишь находятся с ним в сношениях. Все современные революции доказывают, что орден разделен на две отдельные части: одна мирная, другая военная. Далее Эккерт объясняет, что мирное отделение действует лишь словом устным и печатным, устраняя власти и лица, которых гибель решена тем, что доводит их до самоубийства или умопомешательства. Она захватывает в пользу ордена места в государстве, церкви и университеты, вообще все влиятельные места. Она прельщает массы народа и господствует над общественным мнением путем печати и ассоциаций... Глава ее носит название Великого Востока, и его ложи прекращают действие, как только военное отделение спускает на улицы массы, захваченные влиянием ордена. Дирекция военного отделения носит название Небес. Члены военного отделения без ведома лож мирного отделения состоят их членами, так что в случае неудачи военных действий мирные ложи выручают членов военного отделения от преследований, указывая на свой несомненно мирный способ действий.
Гужено Демуссо считает еврейство руководящей силой ордена. «Масонство, — говорит он, — есть обширная ассоциация, которой действительные главы (их не должно смешивать с главами номинальными) живут в тесном и интимном союзе с воинствующими членами иудаизма, принцами и практикантами высшей Каббалы.
Эта избранная часть ордена, эти действительные главы, известные очень немногим посвященным и известные большею частью под псевдонимами, функционируют в корыстной тайной зависимости от израильских каббалистов. Такая зависимость достигается привычками строгой тайны, которой их подчиняют клятвы и страшные угрозы, а также жизнь, что большинство членов Высшего совета масонства, по таинственной конституции его, составляется из евреев».
Мы выше видели, что Копен Албанселли резче и решительнее всех говорит о центральной еврейской организации, господствующей над масонством. Он же указывает на то, что эта организация для упрочения своего владычества над миром рассчитывает опереться на так называемое торжество социализма. Дешамп, писавший раньше всех и не имевший перед собою данных, приводимых позднейшими авторами, обращал, однако, внимание на оба эти обстоятельства. Он говорил тогда о Международной ассоциации рабочих, которая представляла центр рабочего социалистического движения, но впоследствии, уже после Дешампа, была распущена стараниями Карла Маркса, находившего ее преждевременною. Уничтожение «Интернационала», однако, послужило, как и рассчитывал К. Маркс, только к более глубокому развитию социализма между рабочими, не уменьшая и нравственной солидарности между ними в разных странах.
Дешамп из всех писателей по данному вопросу наиболее осторожен и наиболее старается не выходить из пределов точных фактов. Поэтому его заключительное, очень тревожное мнение заслуживает полного внимания. Он говорит: «Вполне допуская существование единого центра управления (в масонстве), который наследовал древнему высшему патриарху ордена (Дешамп признает точность сведений Кельнской хартии), мы, однако, склонны думать, что власть этого единого управления не всегда всеми признается, что в армии разных обществ возникают новые силы, иногда входят в конфликт с прежними, ищут сами овладеть высшей властью и лишь наполовину подчиняются ее приказаниям в ожидании, что сами могут проникнуть в высший центр... Эти внутренние раздоры являются часто орудием, которым Провидение пользуется для того, чтобы остановить порыв революции и помочь народам удержаться на краю бездны, в которую их увлекают».
«Но не должно от себя скрывать, что тайные общества все более идут к объединению, начиная с наивного буржуазного масонства до сектантов, спрятанных в европейских кабинетах, и до глав Международного Общества. В момент, когда это объединение вполне совершится, времена станут созревшими для Антихриста» [20].
Примечания
{1}«Союз ассасинов» (схема Л. А. Тихомирова. ГА РФ, ф. 634, on. I, д. 73, л. 15):
1090 г. Гассан захватил Ал амур.
1124 г. — смерть Гассана.
1172 г. Тамплиеры убили послов ассасинов.
1124 — 1138 Кеах Бузур Умейде
1138 — Магомет.
1163—1167 гг. Гассан II.
1256 г. Ху лагу разрушил 40 городов.
{2}Тамплиеры (схема Л. А. Тихомирова. ГА РФ, ф. 634, on. I, д. 73, л. 15):
1118 г. Основал Гуго де Паганис.
1187 г. Тамплиеры в Акко.
1291 г. Тамплиеры на Кипре (Новый устав 1220—1290 гг.)
1307 г. Суд тамплиеров.
1312 г. Уничтожение.
{19} Павликиане — секта, возникшая в Армении в VII в. Основал ее Константин, еретически толковавший Послания апостола Павла. Умер около 584 г. Секта долго существовала и повлияла на учения других сект.
{25} Жирондисты — политическая группировка французских революционеров периода Великой Французской революции. Название дано по департаменту Жиронда, откуда были родом многие деятели жирондизма. После свержения Монархии находились у власти, затем — оттеснены от нее.
{26} Мирабо Оноре Габриель Рикети (1749—1791) — граф, активный деятель Французской революции.
{28} Якобинцы — члены якобинского клуба, оставшиеся в его составе после выхода из него в 1792 г. жирондистов. Были у власти во время якобинской диктатуры (1793—1794). Якобинцами были Робеспьер, Марат, Дантон.
{30} Келлерман Франсуа Этьен (1735—1820) — маршал Франции. Участник революционных войн.
{32} Фридрих Вильгельм II (1744 — 1797) — прусский король с 1786 года.
{33} Евгений Богарне (1781 — 1824) — французский генерал, вице-король Италии. Участник наполеоновских войн.
Бернадот Жан Батист (1763—1844) — маршал Франции. Участник революционных и наполеоновских войн. В 1810 г. уволен Наполеоном и был избран наследником шведского престола. Воевал с Наполеоном. В 1818—1844 годах под именем Карла XIV Юхана был королем Швеции.
Массена Андре (1758—1817) — маршал Франции. Участник революционных и наполеоновских войн.
{38} Пальмерстон Генри Джон Темпл (1784 — 1865) — премьер-министр Великобритании в 1855 — 1858 гг. и с 1859 г.
[1] Deschamps. Les sociétés secretes. Кн. I. С. 211.
[2] Deschamps. Указ. соч. Кн. II. С. 520.
[3] Финдель. История франк-масонов. Т. I. С. 35 — 36.
[4] Луи Блан. История Французской революции. Т II. С. 74 — 81.
[5] Дешамп цитирует из масонского журнала «Chaire d’Union», 1874 года. С. 85.
[6] Deschamps. Указ. соч. Т. И. С. 2 — 26.
[7] Deschamps. Указ. соч. Т. II. С. 93.
[8] Вообще по всему миру тогда считалось 4 миллиона масонов при 3217 ложах. Дешамп. Кн. II. С. 129
[9] Там же. С. 91. Полков, имевших масонские ложи, насчитывали 40.
[10] Deschamps. Указ. соч. Т. II. С. 134 — 136.
[11] Там же. С. 143-145.
[12] Deschamps. Les societes secretes. Т. II. С. 214.
[13] Папюс. Эзотерические беседы. Журнал «Изида», 1913 г. JSfe 9—10.
[14] Любопытно отметить, что воспитатель Императора Александра I Цезарь Лагарп{34}, удалившись в Швейцарию, занял высокое положение в обществе карбонариев.
[15] Deshamps. Указ. соч. Т. II. С. 275 — 276. Папа разрешил Кретин Жоли опубликовать эти документы, но с обозначением лишь членских псевдонимов, а не подлинных имен.
[16] Дешамп. Тайные общества и Государство. Т. II. С. 322. В «Революции Розенкрейцера» сообщается к истории государственного переворота совсем иная история, но очень неправдоподобная и притом анонимно.
[17] Дешамп. Тайные общества и государство. Т. II. С. 400.
[18] Пропуск в рукописи. — Ред.
[19] Дешамп. Указ. соч. Т. II. С. 414.
[20] Deschamps. Указ. соч. Предисловие. С. 98.