Глава LII
Строители царства человеческого
Христианская вера указывала людям цель созидания Царствия Божия, и хотя его осуществление обещано лишь в «паки бытия» — после второго пришествия Спасителя, с пересозданием всей природы и с преображением людей, тем не менее и в здешней жизни, в наш подготовительный период, христианство давало людям множество великих благ. Свидетельством того является христианская культура. Стремление к Царству Божию не оставалось без вознаграждения и в здешней жизни. Однако излишне говорить, что жизнь христианских обществ и государств была зачастую только номинально христианскою. В среде деятелей самой Церкви постоянно обнаруживалось забвение духа христианства, и грех проникал собою все общество.
Критиковать было что. Разумеется, для христианина не было ничего неожиданного в таком разлитии греховности, так как и в самых обетованиях Спасителя это предуказывалось очень ясно.
Вся жизнь здешняя представляет лишь стремление к святости, но не господство ее, и христианская философия истории указывает на глубокие источники греховности в современном человечестве и вечную борьбу злых духовных сил.
В жизни было на что пожаловаться, и для возражения на эти жалобы пришлось бы разве указать на то, что нигде не было лучше, а, напротив, везде было хуже, что в результате отречения людей от христианства может получиться лишь положение самое бедственное. Но, во всяком случае, множество людей были недовольны, среди них действовало и внушение принципиальных врагов христианства, и в результате критики и отрицания начала воскресать мысль так устраивать жизнь, чтобы в ней все учреждалось не по закону Божиему, а по человеческому соображению и желанию. Вырастала идея царства человеческого.
Желание жить и устраиваться по своему усмотрению вырастало отчасти даже в силу той высоты личности, на которую подымало человека христианство. Не всякий может удержаться на этой высоте, не рискуя впасть в самоутверждение. Притом же отпадение от власти Бога совершалось не вдруг, а являлось сначала в формах как бы невинных, в виде протеста не против Бога, а только против его недостойных служителей. Протестующие против злоупотреблений и недостойных деяний церковных и государственных естественно замыкались в свои особые кружки, и это было роковым шагом к дальнейшему разрыву, замыкая человека в среду односторонних влияний гнева, протеста, обиды. Множество ересей зарождалось таким путем, исходя из кажущихся чистых источников, как было, например, у Вальденсов и т. д. Конечно, если бы в такой критический момент эти люди услыхали истинно христианский голос, они бы могли не отрываться от церкви, могли бы возвратиться к ней. Да таких случаев и было, без сомнения, много. Но у всякого своя воля и свое рассуждение. К отпадению от Бога человек может приходить даже и тогда, когда не на что пожаловаться и когда кругом него цветет жизнь самая чистая. Точно так же и среди самого тяжкого греховного состояния окружающей среды человек может находить в себе самом силы для того, чтобы остаться с Богом. Не одни руководители, хороши они или плохи, ведут человека к спасению, а прежде всего — он сам. В этом — корень ответственности нравственной и религиозной.
Многие из злейших отпадений от действительного христианства имели свое начало даже в монастырях. В стремлении к совершенству мысль легко обращается с тоской на зрелища несовершенств в мире, и при этом даже у великого святого, как Антоний Великий, невольно возникает вопрос: почему злой наслаждается, как кажется, счастьем, почему страдает праведный? Не всегда при этом человек, как было с Антонием, расслышит голос Божий: «Антоний, себе внимай». Напротив, вместо этого он все больше начинает входить в критику внешних явлений, и на этой почве являлась даже мысль о том, что мир создан не благой силой.
В течение Средних и Новых веков являлось множество ересей и тайных обществ, представляющих все градации отпадения от Бога, начиная с благовидного протеста против несовершенства жизни и стремления якобы к совершенству и кончая переходом к идее царства человеческого, а у некоторых даже и к царству сатаны. Только незнающие или злонамеренные люди могут говорить, чтобы борьба против всех этих больных настроений совершалась со стороны Церкви непременно способами нехристианскими. Увещание и духовное руководство бесчисленного количества достойных пастырей были орудиями, благодаря которым миллионы людей, смущаемых сомнениями, оставались при Царствии Божием.
Как оклеветываются защитники христианства, показывает пример св. Доминика{18}, которого легенда произвела в основатели инквизиции. А в действительности он устанавливал самый высокий принцип миссионерства: действовать на еретиков личным примером. Когда он прибыл в Южную Францию для совещания с папскими легатами о мерах к обращению альбигойцев, то прямо заявил, что принуждение ни к чему не приведет. Легаты спросили его, что же он посоветует сделать? Св. Доминик ответил, что они должны оставить свои колесницы, в которых приехали, свои роскошные одеяния и пешком идти в селения еретиков, чтобы мирно объяснять их заблуждения [1].
Вообще, однако, должно сказать, что Средние века заявили себя свирепыми преследованиями еретиков, включая в то число и всевозможных колдунов и чернокнижников. Это было время варварское и свирепое, когда не жалели ни своей, ни чужой жизни. Пытки были непременным орудием судопроизводства, и людей поджаривали и калечили на дыбе не из-за одного неправоверия, а вообще по всем возможным поводам и во всех слоях общества: в народе, в замках феодалов, в судебных учреждениях. Возлагать в этом отношении вины на руководителей церкви невозможно. Напротив, Папы римские всегда восставали против насильственных обращений и т. п. В практике церковного суда пыток не было, и церковные наказания исключали смертную казнь. Еретиков казнило государство. Церковную же власть можно и должно было упрекнуть собственно в том, что она не восставала против пыток в судебной процедуре и не протестовала против смертной казни в преступлениях религиозных. Однако и в этом случае нельзя забывать, что преступления, связанные с религиозными заблуждениями, совершаемые тогда очень часто на почве магии и колдовства, иногда доходили до невообразимой степени гнусности (вроде убиения младенцев с целями волхвования), что приводило государство к самой свирепой репрессии.
Между тем само христианство давало совсем иные нравственные уроки, в которых воспитывались верующие и под влиянием которых на место варварской свирепости назревало постепенно великодушие и самоотвержение. Можно сказать, что враги христианства эксплуатировали в борьбе против него ту этическую высоту, которую оно же развивало в людях. Но в текущей практике жизни было так много антихристианского, что нетрудно было находить предлоги для протеста, оборачивая дело в таком смысле, что само христианство виновно в несправедливостях и жестокостях. Особенно же легко критика и протест обрушивались на церковь.
Поводы для протеста против церкви давали также и ее столкновения с наукою того времени вследствие раздувания понятия о догмате и ереси. В действительности христианство вовсе не смотрит на Священное Писание как на какую-то всенаучную энциклопедию, упраздняющую необходимость человеческ[ого] наблюдения явлений природы. В первые века господствовало самое широкое уважение к личному мнению в деле науки и философии. Но в Средние века в церковь проникло то же отношение к Писанию, как в Талмуде и Каббале, так что в Писании думали видеть ответы на все запросы человеческой пытливости. Вследствие этого ненормального расширения догматики, расширилось понятие о ереси. Это, конечно, не могло не возбуждать столкновений между наукой и церковью.
По совокупности причин в течение всех Средних веков смутно бурлили разнородные протесты против Церкви, против общественной и государственной дисциплины, против закона Божия, против христианства. Эти протесты появлялись и во имя высоких требований самого христианства, не осуществляемых в жизни, и во имя отголосков язычества и языческой мистики, гнозиса, Каббалы, манихейства. Все тайные еретические общества, а также и евреи, подсказывали и поддерживали эту критику и протесты. С самых ранних времен. Среди этих обществ и кружков были и типичные еретики и кружки неопределенного характера, и их было множество. Достаточно назвать павликиан, богомилов{19}, катаров, с разными их разветвлениями, которых насчитывали многие десятки, люцифериан, вальденсов, пасаджеров, иоахитов, ортлиберов, апостольских братьев, спиритуалов, фратичеллов, турлупенов, пасторелов, прыгунов и пр. Тут же ютились кружки полухристианских мистиков, алхимические кружки, тесно сплетенные с магическими «науками». Магические оттенки этих кружков находились часто под влиянием каббалистического еврейства.
С приближением к Новому времени протестующие элементы начинают сплачиваться более систематически и задаются прямой борьбой с римской церковью. Подобно древним манихеям и гностикам, эти общества обычно строились в несколько этажей посвящения. Было ли какое-нибудь одно центральное, хотя бы и тайное, общество, руководившее этой кампанией против церкви, — это вопрос спорный. Антисемиты предполагают существование такого еврейского общества. Кельнская хартия, если бы она была подлинна, указывает существование предшественников франк-масонов с самых первых времен христианства. Но подлинность хартии очень многими учеными отрицается.
Во всяком случае, первоначальное движение строителей царства человеческого представляется текущим в двух руслах. Одна часть обществ подготовляла дорогу будущему протестантству, другая — позднейшему франк-масонству.
Так, вадьденсы, составлявшие одну из альбигойских сект, создали почву для кальвинизма и Чешских Братьев XV века, из которых развился анабаптизм. Это было движение, не отрекающееся от христианства, а, напротив, думавшее осуществить его идеалы, с очень горячей верой и неопределенным догматом.
Оно подготовило почву для Лютера, хотя потом и разошлось с его слишком умеренной реформой. Но рядом с этими общинами развивались общества, которые хотя также действовали против Рима и этим подготовляли почву для Лютера, но имели иные цели, иную организацию и весьма напоминали франк-масонство.
Эти общества существовали по внешности явно, имея на это разрешение властей, но по действительным целям были тайными.
Так они явно имели характер обществ певческих, например, или научных и в действительности преследовали цели общественного характера. Образчик таких организаций представляют мейстерзингеры, или фрейзингеры.
Явная и дозволенная их цель состояла в пении. В действительности же мейстер-зингеры составляли замкнутое тайное общество, с особым религиозным мировоззрением и с задачей обслуживать «высшие человеческие интересы». Один из исследователей их, Келлер, предполагает, что эти общества, действовавшие в XVI веке, имели пункты соприкосновения с более древним обществом миннезингеров, игравших большую роль в альбигойских ересях и впоследствии исчезнувших в корпорациях строительных каменщиков. Устав мейстер-зингеров был так секретен, что его запрещено было даже записывать. Каждый из «братьев», как назывались внутри общестба его члены, давал торжественную клятву безусловно хранить эти тайны, которые и остались почти неизвестны науке. Известно, однако, что у мейстер-зингеров существовало несколько разрядов членов: ученики, певцы, поэты, фрейзингеры, что при принятии в каждую степень соблюдались особые церемонии и члены разных степеней носили соответственные эмблемы и значки. Сверх этих разрядов членов существовала особая коллегия из 12 человек, называемых отметчиками (Merker), которые были «хранителями тайн учения и нравов». Деятельность этой коллегии составляла величайшую тайну[2].
Мейстер-зингеры, являвшиеся и по замкам рыцарей, и у богатых горожан, были проповедниками миросозерцания вольнодумного, антиклерикального, и то всеобщее заступничество, укрывательство и всяческая поддержка, которые встретил Лютер, были подготовлены деятельностью их и других обществ.
Общества такого двойственного характера, то есть явные по внешности официальных целей своих и строго секретные по действительным целям, были очень сильны в Богемии. Общества занимались не только искусствами, но и науками. Важнейшим принципом они признавали полную религиозную терпимость, по которой предоставляли каждому веровать, во что ему казалось лучше. Такая терпимость внутри одного и того же общества сама по себе уже обнаруживает довольно безразличное отношение к религиозной истине и к ее значению в жизни человека. Здесь ясна презумпция, что нравственная жизнь человека и его отношение к окружающим не находятся в зависимости от религиозных верований. В числе членов Чешских Братьев замечателен Ян Амос Коменский — знаменитый педагог и последний «епископ» этой общины. Впоследствии он укрылся в Англии, где не остался без влияния на английские тайные общества.
После того как чешские общества стали исчезать, в Германии начинают появляться общества, которые, говорит Шустер, «не подлежит никакому сомнению, находились во внешнем и внутреннем родстве с учением и организацией Чешских Братьев»[3].
Они появляются с одинаковым характером и в Англии, и в Италии. В Германии они наполняют собою весь XVII век. Таковы «Немецкая Пальма», «Братство трех роз», «Орден цветов», «Орден Лебедя». Все они имели двойные цели: явную и тайную. «Орден Пальмы» имел явной целью разработку и очищение немецкого языка, главною же целью было «поощрение похвальных добродетелей» и разработка религиозных и нравственных вопросов. В числе членов, покровительствуемых орденом, было множество преследуемых изгнанников из Австрии и Богемии. Общество горячо заботилось об облегчении их участи. Несмотря на полный секрет действий ордена, известно, что в нем происходили какие-то «тайные дела». Замечательно, что в числе членов его было много немецких владетельных князей и знатных особ. При принятии в члены братства происходили какие-то «испытания водой и дымом» и какими-то «четырьмя главными испытаниями». Каждый принятый получал особое псевдонимное имя, эмблему и девиз. В символике немецких обществ, говорит Шустер, играли большую роль: солнце, три горящих светильника, «столпы мира и единства», лавровый венок, алтарь, две соединенные руки, три сердца, циркуль, наугольник, глобус, рыцарский шлем и т. д. Многое в этой символике, очевидно, напоминает франк-масонство. Члены ордена разделялись на степени. В «Братстве трех роз», основанном в Гамбурге, во главе стоял главный цеховой мастер, затем шли 9 цеховых мастеров, из которых каждый руководил группой из 9 цеховых подмастерьев. Братья разделялись на 4 степени. На собрания все являлись в отличительных значках цеха. Явною целью общества была обработка немецкого языка, под прикрытием чего практиковалось издание «полезнейших книг». Предполагают, что братство вело борьбу за свободу веры и совести и устранение национальных, церковных и сословных различий. «Орден цветов» точно так же скрывал свои «религиозно-нравственные задачи» под видом обработки немецкого языка. Значительную часть его членов составляли люди, бежавшие от религиозных преследований. В «Ордене Лебедя» явной целью общества было занятие музыкой. Однако символика ордена указывала не на музыку, а на «добрые дела, единство, твердость» и т. д.
В английских обществах играл значительную роль Амос Коменский, прибывший из Богемии. Он мечтал основать «Коллегию Света», имевшую выработать пансофическое учение на основании «книги природы Писания и врожденных понятий», а также выработать общий всенародный язык, учреждать во всех странах школы и, когда всеобщее преобразование начнет осуществляться, распространить свет также между язычниками, евреями и магометанами. Английские тайные союзы занимались изучением натурфилософии, главной же целью ставили общее преобразование жизни всего мира. Они находились в сношениях с немецкими тайными обществами и употребляли разные алхимические знаки и термины.
В XVII веке появились также многочисленные союзы алхимиков. Сама по себе алхимия распространилась в Европе в древнейшие времена и была связана с египетскими учениями и так называемыми герметическими книгами. Естественно, что она была проникнута древним пантеизмом, к которому впоследствии присоединился каббализм. К XVI и XVII векам алхимики стали объединяться в общества, которые рядом с непосредственными задачами алхимии (философский камень, эликсир жизни и т. п.) проводили и свои общефилософские воззрения. В отношении этих обществ, говорит Шустер, «получается такое впечатление, что они пользовались таинственными образами в речи специально для того, чтобы замаскировать свои религиозные и научные убеждения и натурфилософские сведения, находившиеся в прямом противоречии с господствующим учением церкви». Философия учителей алхимической мудрости не придает особенного значения искупительной смерти Христа, учит, что тот же божественный дух, который был во Христе, заложен во всяком человеке и что учение Церкви о воскресении должно быть понимаемо не в материальном, а в смысле духовного возрождения. Согласно этим воззрениям, можно и без познания Христа и Евангелия достигнуть блаженства, даже евреям и туркам, всем, кто живет по правде, если они сумеют из закономерности природы вывести законы для своей внутренней жизни, ибо человек и мир управляются одними и теми же законами развития и разрушения»[4].
Единство внешнего и внутреннего мира составляет основное учение так называемой «Изумрудной скрижали» Гермеса. Алхимия была сильным орудием для привития пантеистических и натурфилософских точек зрения, потому что, привлекая к себе соблазном искусственного произведения золота и отыскания эликсира жизни, она под покровом этого прикладного интереса распространяла и то общее мировоззрение, которым мотивировались все эти чудесные открытия.
Герметическая мудрость алхимии глубоко вошла в состав франк-масонских учений. Любопытно, что натурфилософы употребляли масонское выражение «построения Храма» в тех случаях, где христианство говорит о «Царствии Божием».
Все эти общества, по духу сходные с масонством, развивали дело, вполне солидарное с ним, и подготовили успехи его в XVIII веке, когда масонство выступило наконец явно. Но были ли эти общества проявлением уже существовавшего масонства, организовывались ли они по его инициативе? Как известно, явное выступление масонства в 1717 году относится собственно к так называемому «символическому масонству», или, иначе, голубому, то есть ограничивающемуся тремя степенями посвящения (ученик, подмастерье и мастер). Но в том же XVIII веке и позднее в масонстве выступили явно высшие степени, которые, по их утверждению, существовали и прежде, и сами организовали в 1717 году «символическое» масонство как свою подготовительную стадию; по уверениям же символического масонства — этих высших степеней прежде не было и они созданы уже после голубого масонства. Какое из этих двух утверждений справедливо?
В отношении этого вопроса очень важный факт составляет орден розенкрейцеров, который имел отчасти алхимический характер, отчасти всемирно реформаторский. Как вызов в отношении тайных учений, о начале розенкрейцеров происходит масса споров. Исторически несомненно то, что в 1614 и 1616 годах появилось несколько анонимных сочинений, которые приглашали поступать в орден розенкрейцеров, имеющий своей целью реформу всего мира. Затем во многих местах явились лица, называвшие себя агентами этого ордена и организовывавшие кружки низших степеней. Вопрос лишь в том, был ли центральный орден, во имя которого действовали эти лица, или они были простыми шарлатанами, которые эксплуатировали доверчивость публики, пользуясь вышеупомянутыми сочинениями? Некоторые держатся именно этого мнения, другие же утверждают, что орден действительно существовал.
Кач доказывает на основании своих исследований, что орден розенкрейцеров существовал. Его предание говорит, что некто христианин Розенкрейц, родившийся в 1378 году, отправился в Палестину с каким-то монахом, три года пробыл на Востоке, что познакомился с какими-то мудрецами и, возвратившись в Германию, основал свой орден. Члены его (всего четыре человека) разъезжали по свету, распространяя свои идеи, а затем съезжались вместе к Розенкрейцу. После смерти его члены ордена действовали без него еще 120 лет, а затем в подвале ордена были найдены таинственные рукописи Розенкрейца, излагавшие различную премудрость философского и алхимического свойства. Эта премудрость возводилась ко временам Адама, Моисея и Соломона, что уже показывает каббалистические влияния и вообще те взгляды, которые мы встречаем в высших степенях масонства. Кач не считает достоверным это предание, признает, что орден существовал приблизительно до 1604 года. Учение его было теософическое и филантропическое, включая в себя и алхимию, однако упоминало и о Христе. От поступающих брали клятву верности и тайны. Каждый из братьев должен был приискать в течение жизни преемника себе. Во главе ордена стоял старшина, или отец, затем следовали «старшие» члены, за ними «класс учеников». В 1617 году орден принял решение допускать в члены независимо от исповедания, но в границах все-таки одной христианской веры, как первоначально было и в голубом масонстве. Вообще, Кач полагает, что розенкрейцеровское братство преобразовалось впоследствии в союз франк-масонов в Англии, куда после 30-летней войны скрылись остатки немецких розенкрейцеров[5].
Среди франк-масонских документов есть один очень загадочный, так называемая «Кельнская хартия», которую одни авторитеты признают подлинною, другие — апокрифом. Эта хартия представляет декларацию 19 франк-масонских лож, собравшихся на конгресс в Кельне в 1553 году с тем, чтобы этим объяснением предотвратить различные неудобные для них лжетолкования.
Если бы этот документ был подлинным, он бы доказывал существование франк-масонства по крайней мере с эпохи Вселенских Соборов. Но даже и самое появление этого документа рассказывается неодинаково.
Гр. С. Д. Толь{20}[6], на основании, конечно, специальных данных, передает историю так. Хартия хранилась первоначально в архиве амстердамской ложи «Хат Вредехаль», существовавшей от 1519 года до 1601 года, когда она закрылась. Четверо оставшихся в живых членов добились ее восстановления в Гааге в 1647 году под именем Фридрих Вредехаль. Между перевезенными из старой ложи в новую вещей находилась шкатулка, обитая медью, с тремя замками и печатями. В ней нашли: 1) акты утверждения ложи «Хат Вредехаль» от 8 марта 1519 года; 2) Кельнскую хартию, писанную по-латыни; 3) протокол заседания ложи «Фридрих Вредехаль» в 1637 году. Эти документы сохранялись в архивах ложи. В 1818 году гроссмейстер Нидерландских лож принц Вильгельм Фридрих Карл, заинтересовавшись Хартией, передал ее для изучения и проверки ученым-специалистам, и перевод ее был разослан по всем ложам Нидерландов. Подлинность хартии признали масонские писатели Гельдман, Гравель, Брейтшнейдер, Фатченер.
Финдель рассказывает происхождение Хартии иначе[7].
В 1816 году, говорит он, принц Фридрих получил пакет бумаг с письмом женского почерка, подписанное инициалами «К., урожд. Ф. Т.», где отправительница объясняла, что прилагаемые бумаги она нашла между бумагами своего отца, который хранил их очень тщательно. Она полагала, что отец получил их от Ф. Буцелаара. Это и была Хартия. В Германии Геррен, Краузе, Моссдорф отвергли подлинность документа.
Как бы то ни было, но в 1835 году на основании этой Хартии была выбита медаль в память 300-летия масонства и масонский мир праздновал свой юбилей.
Кому верить? Финдель — жестокий противник мнения о существовании масонства раньше 1717 года и в своей критике вообще крайне тенденциозен. Он особенно боится допустить древнее происхождение ордена, которое дало бы основания для возбуждения против него многих обвинений.
С этими оговорками нельзя не коснуться столь важного, хотя и «недоуменного» документа.
Хартия представляет заявление Съезда настоящих франкмасонов. Они именуют себя «Братство или орден Иоанна или франк-масонов», ясно и резко отличаемых Хартией от профессиональных союзов каменщиков. Именно против этого общества, по словам Хартии, существуют ложные нарекания в том, что они, франк-масоны, хотят восстановить орден тамплиеров и сами принадлежат к нему и составили заговор с целью возвратить себе секвестрованные имущества ордена и отомстить за смерть Якова Моле потомкам принцев, виновных в этой казни. Их обвиняют в этом публично с целью возбудить против них ненависть, обвиняя также в злобе против Римского Папы и в том, что они всюду сеют мятежи и раздоры.
Время, которым датирована Хартия, было кульминационным пунктом мятежей эпохи Реформации. Именно в 1553 году произошло усмирение восстания анабаптистов Иоанна Лейденского, когда сам Лютер кричал, что нужно избивать фанатиков, а император Карл V{21} собирался принимать энергические меры против протестантства, приводящего к таким событиям. Следовательно, если бы орден франк-масонов существовал тогда, то было бы очень естественно с его стороны попытаться выгородить себя от солидарности с мятежами, как масоны впоследствии выгораживали себя от «безумия» Французской революции, над вызовом которой они так усердно потрудились. Но дело в том, что истории совершенно неизвестно их существование в 1553 году. Хартия говорит, что им делают упреки публично. Но если бы в 1553 году были такие упреки публично, как могла бы история о них ничего не знать?
Эта странность может, пожалуй, быть объяснена предположением, что в 1553 году среди властей, расследовавших дела о протестантах, явились какие-нибудь предположения о существовании франк-масонов и их тамплиерстве. Тогда можно себе представить заблаговременное составление хартии для предъявления ее властям в случае надобности. А так как в этом не представилось надобности, то хартия и осталась неопубликованной. Возможно себе представить даже, что были изъяты экземпляры ее, разосланные по ложам, за исключением случайно сохранившегося в ложе «Хат Вредехаль».
Хартия датирована 24 июля 1553 года и подписана делегатами 19 лож[8], некоторые из которых известны в истории как яркие деятели Реформации. Между прочими значится подпись Колиньи.
Она возбуждает удивление, потому что в 1553 году известному адмиралу Колиньи, убитому в Варфоломеевскую ночь, могло быть только 18 лет. Возможно ли, чтобы такой молодой человек мог быть делегатом на столь важном конгрессе? Хартия заявляет, что экземпляры ее разосланы во все эти ложи, и разъясняет, что такое представляет орден.
Он, по словам Хартии, не происходит от тамплиеров и ни от какого другого ордена, ибо возник раньше всех них. Несомненные документы, по словам Хартии, удостоверяют, что основание общества восходит до времен религиозных споров «разных сект» христианства. Тогда некоторые «адепты» отделились от «толпы». Люди ученые, истинные христиане, видя веру искажаемою и проповедующею ужасы войны, объединились, чтобы «сохранить вернее в чистоте принципы морали этой религии, запечатленные в сердце людей. Они отдались этому для того, чтобы свет, блестя все более среди мрака, мог в конце концов изгнать суеверия и культом всех человеческих добродетелей водворить среди смертных мир и счастье». Эти лица назвались «братьями общества, посвященного Иоанну, следуя примеру Иоанна Крестителя, предшественника света». Старшие лица названы были у них, по обычаю времени, «мастерами» (магистрами), их лучшие сотрудники — «товарищами» (подмастерья), остальные же братья, «по обычаю философов еврейских, греческих и римских, были названы учениками». В данное время общество состоит из трех символических степеней: ученики, товарищи (подмастерья) и мастера, а выше степени мастеров имеются «избранные мастера» и «высшие избранные мастера».
Сверх того, из избранных мастеров назначается патриарх, который есть высший начальник ордена, «одновременно видимый и невидимый», известный очень ограниченному числу братьев. Между частями ордена существуют сношения под надзором патриарха. Настоящая Хартия составлена также с разрешения его, и нижеподписанные, «получив на это авторитет сказанного знаменитого патриарха, установили и далее во всеобщее наставление следующие пункты».
В этих пунктах не сообщается ничего относительно самой тайны «света», хранимого и распространяемого масонами. Не сказано, что общество до 1440 года называлось только «Обществом братьев Иоанна». В 1440 году и именно в Валансьене оно приняло название «Собратьев франк-масонов», то есть строительных каменщиков, так как в это время братство предприняло большую постройку госпиталя для больных, страждущих болезнью св. Антония. Хартия объясняет также, что «хотя братство не придает значения различиям веры и национальности, однако сочло нужным и благоразумным принимать до сих пор в свои члены только лиц, исповедующих в мире профанов христианскую религию». Равным образом общество постановило, что не следует употреблять для испытания новопоступающих никаких телесных мучений. Члены ордена должны приносить клятву быть верными и повинующимися светским властям и держаться принципа «воздавать Божие Богу, а Кесарю кесарево». Наконец, очень любопытный пункт М по поводу знаков и паролей ордена. «В числе их допущены также и те, которые употребляют в ложе Эдимбургской и происходящих от нее ложах Гамбурга, Роттердама, Миддльбурга и Венеции, которых занятия и работы, хотя регулированные по шотландскому способу, не удаляются от наших в отношении происхождения, цели и учреждения» (парагр. М хартии)[9].
Таким образом, шотландское масонство, утверждающее, что оно происходит от тамплиеров, принято Кельнской хартией в общее масонское братство.
Если принимать данные Кельнской хартии за выражение франк-масонской действительности, то окажется, что происхождение ордена идет со времен догматических споров христианства, то есть со времен Соборов, и что орден образовали такие лица, которые сочли Церковные Соборы представительством сект, другими словами — люди, не признавшие Церкви и основавшие вместо нее свое собственное общество. Выбор Иоанна Крестителя в покровители общества также характеристичен, так как к его имени пристегивают себя многие мистикогностические секты, по всей вероятности, происходящие от тех учеников св. Иоанна, которые по смерти его не захотели присоединиться к ученикам Спасителя, как об этом упоминает Евангелие.
Что касается тамплиерства, то, по данным Кельнской хартии, оно не составляет источника франк-масонства, а только присоединилось к нему. В этом отношении любопытно припомнить шведское тамплиерское предание о том, что свою еретическую «мудрость» тамплиерское духовенство получило от сирийских еретиков.
Нельзя не заметить, что даже при сомнении в подлинности Кельнской хартии она все-таки освещает нам масонское предание. Если и не было такого тайного общества, непрерывно существовавшего полторы тысячи лет, то была преемственность разных тайных обществ, порождавших одно другое. Весьма вероятно, что иные из этих обществ и никогда не уничтожались, а только хирели в стадиях ослабления, а потом при более благоприятных условиях снова воскресали в силе. Это тем более возможно, что некоторые секты, живя в тайне, могли существовать, как известно, почти все время христианской эпохи.
К нашему времени остатки тайных эзотерических обществ сконцентрировались главнейше во франк-масонстве.
Влияние тайных обществ и еврейства на христианские нации замечается с древнейших времен. В этом отношении не составляют исключения и строительные ложи каменщиков, из которых впоследствии вышло «символическое масонство». Эти корпорации каменщиков, называвшие себя «свободными каменщиками», составляли наиболее развитую часть рабочего сословия, и понятно, что оппозиционная интеллигенция старалась подчинить их своему влиянию. Первое появление этих корпораций, как полагают, произошло при св. Вильгельме Гершаусском (1069—1091). В эпоху сильного монастырского строительства личными средствами монастырей нельзя было обойтись, и появились артели мирян, объединявшиеся по образцу монастырских. Основал их, говорят, Вильгельм. Работа требовала людей развитых, понимающих архитектуру и художества, но по безграмотству того времени для запоминания правил работы служили разные символы и фигуры. Тайна же правил искусства охраняла доходы каменщиков. Наконец, для того, чтобы в поисках работы они могли быть опознаны корпорациями других городов для оказания им помощи, нужна была система лозунгов и паролей. Все это и развилось в профессиональных корпорациях, в которых также естественно сложились три степени: ученики, подмастерья и мастера.
Вся эта сторона «тайны» каменщицких лож (как и других профессиональных корпораций) вполне понятна. Но у каменщиков имелось много иного, навеянного, очевидно, извне, вне потребностей ремесла. Самые легенды, описывающие происхождение строительного искусства, сочинялись, очевидно, книжными людьми. Обычно начало каменщиков возводят ко временам Соломонова храма. При этом легенда всегда упоминает о Хираме как главном строителе Соломонова храма, установителе порядка приема учеников и подмастерьев, который был убит подмастерьями за то, что не хотел выдать им секретного лозунга мастеров. В Библии, однако, нет такого архитектора, и он имеется только в еврейском предании. В лозунгах каменщиков внесено выражение: «Я видел Боаз и Иахин». Как известно, так в Библии называются два столба Соломонова храма. Клятвы каменщиков произносились хотя на Евангелии, но именем Иоанна Предтечи. Еще страннее, что каменщики по уставам своим обязывались поступать так, как прилично добрым потомкам Ноя. Но почему христиане могли ссылаться на Ноя? «Законы Ноя» христианам даже неизвестны, ибо в Библии их нет. Законы Ноя существуют лишь в еврейском предании, по которому Ной дал краткие законы, сводящиеся к тому, чтобы не убивать, признавать порядок и власти и т. п. С еврейской точки зрения Моисей дал закон исключительно для их племени, Ной же — для всех людей. При этом Талмуд говорит, что еврей может жить лишь с теми иноплеменниками, которые признают законы Ноя. Значит, для евреев важно было иметь в уставах каменщиков такое правило, дающее им право входить в эти союзы. Но для христиан, имеющих свой христианский закон, зачем понадобились законы Ноя? Тут почти явно влияние евреев.
С другой стороны, на обычаях каменщиков видно несомненное влияние мистических тайных обществ. Так, приемы в члены корпорации сопровождались церемониями, не имеющими никакого отношения к ремеслу. Кандидату завязывали глаза и в таком виде подводили к принимающим. После этого он клялся в верности и в сохранении тайны, и тогда с его глаз снимали повязку и показывали ему тройной светильник [10].
Влиянием тех же тайных обществ обусловливалось, конечно, и вольнодумство каменщиков, выражавшееся в разных архитектурно-скульптурных выходках против церкви.
«На всех старинных монументах, — говорит Финдель, — монументальных постройках видны указания на тайное братство каменотесов, его символику и его религиозные воззрения. Так, в церкви св. Зебальда, в Мюремберге, изображены были монах и монахиня в неприличной позе. В Страсбурге в верхней галерее против кафедры изображены были свинья и козел, которые несли, как святыню, спящую лисицу, за свиньей шла сука, а впереди шествия медведь с крестом и волк с горящей свечой. Осел стоял у престола и служил мессу. Таковы их “религиозные воззрения”, и они возникли издавна. Страсбургский собор начат постройкой еще в XI веке, а закончен — одна часть в XIII веке, другая в XV веке. В Вюрцбургском соборе (построен в 862 году, возобновлен в 1042-м) находились замечательные колонны Яхим и Боаз, J и B (нынешняя принадлежность масонских лож), которые стояли при входе Соломонова храма. В Доберанской церкви в Мекленбурге (освящена в 1368 году) находятся несколько двойных треугольников (то есть вероятно), поставленных на местах особого значения. На колонках по три виноградных листка, соединенных по-масонски веревкой, и символические числовые отношения. Кроме того, там до сих пор еще хорошо сохранилось запрестольное изображение, знакомящее нас с религиозными взглядами архитектора. На первом плане три священника вертят мельницу, в которой мелется догматика, сверху над ними Пресвятая Дева с младенцем Иисусом, на чреве ее пылающая звезда, внизу тайная вечеря, на которой изображены апостолы в известной всем масонам позе и т. д. В другой готической церкви иронически представлено нисхождение Святого Духа. В Бранденбургской церкви лисица в священническом облачении проповедует стаду гусей. В Бернском соборе (постройка 1421 — 1612 гг.) в изображении Страшного Суда помещен и папа (и т. д.).
Вообще, — замечает Финдель, — немецкие каменотесы, конечно, не остались чужды преобразовательным стремлениям времени. Многие из них принимали в них даже горячее участие: об этом громко свидетельствуют упомянутые изваяния, число которых мы могли бы значительно увеличить... Их строительные ложи всегда были верным убежищем для людей свободомыслящих и преследуемых церковным фанатизмом. Они повсюду принимали их и скрывали их от поисков кровожадной инквизиции»[11].
Корпорации каменщиков иногда заявляли себя и активными политическими движениями, как это бывало в Англии, так что возбуждали против себя преследования властей.
С падением готического стиля, говорит Финдель, братства каменщиков пошатнулись. «Церковная символика, составлявшая главную часть тайного учения в ложах, потеряла свое практическое значение. К тому же к этому времени философия, благодаря изучению древнеклассических писателей, успела получить новое направление, изучение природы открывало пути более свободному исследованию, да и вообще со времени Реформации... человечество опередило pia-desideria каменщиков. Отныне им стало возможно не скрываясь провозглашать о догматах и церковных постановлениях, о тирании римского престола, о безнравственности духовенства и монахов — те либеральные мнения, которые они до сих пор дерзали выражать на своих зданиях только в злых карикатурных изображениях, в так называемых приметах» (с. 91-92).
«До сих пор масоны, за исключением духовных и светских попечителей, все были на самом деле рабочими строителями строительного мастерства: кладчики, каменотесы, плотники. Но с конца XVI и начала XVII века к ложам вольных каменщиков начинают присоединяться и не рабочие: люди образованного класса. С 1618 года к братству стали присоединяться лица с видным общественным положением в обществе, богатые и ученые люди и вскоре придали ему совершенно иной вид. Эти лица, в отличие от членов из рабочего класса, стали называться сторонними каменщиками (acceptedmason). С ними проникли в ложи новые воззрения, новые потребности, и прежде всего преобразовательный и прогрессивный элемент, в течение этого столетия и особенно к концу его все более увлекавшие ложи в круговорот культуры и современных идей»...
Существует убеждение, что каменщики не оставались чужды движений Английской революции. Даже и такие масоны, как Фесслер и Шредер, держались этого мнения, стараясь доказать его при помощи истолкования шотландских степеней, что после казни Карла I (1649 г.) дворянство стало вступать в масонское братство, рассчитывая под его покровом работать в пользу восстановления монархии и призвания наследного принца. В это время будто бы усилена присяга, изменен церемониал и введены степени подмастерья и мастера. Символика последней состояла будто бы из политических намеков. По восшествии на престол Карла II (1660 г.) масонству в знак благодарности за сделанные услуги дано было имя королевского искусства и т. п. По мнению других, шотландские масоны стояли на стороне королевской власти, а услугами английских пользовался Кромвель[12].
В Англии членом одной ложи каменщиков стал известный ученый Элиас Асмоль — 16 октября 1646 года. К этому времени Папюс (Жерар Энкос) приурочивает, согласно Рагону (в его OrthodoxieMaconigue), первое появление нынешнего масонства. Рагон именно рассказывает, что в 1646 году Асмоль и другие братья розенкрейцеры собирались в Лондоне в помещении франкмасонов ремесленников и констатировали, что число членов из ремесленников стало меньше, чем число членов из интеллигенции, так как первые все более уменьшались, а вторые постоянно возрастали в численности. Поэтому розенкрейцеры решили, что настал момент применить для наставления ремесленников формулы, сходные с теми, которые употреблялись ремесленниками для посвящения в таинства. Пользуясь устными преданиями, эти формулы заменили писаным посвящением, скопированным с древних египетских и греческих обрядов. Согласно этому мнению, первая степень посвящения (в ученики) установлена была в 1646 году, вторая (подмастерья) в 1648, а последняя (мастера) окончательно средактирована в 1649 году[13].
По правоверному масонскому толкованию (поддерживаемому, например, Финделем), «истинное» масонство, то есть «символическое» (трех степеней), возникло, однако, не при Асмоле, не в 1646 — 49 годах, а лишь почти сто лет позднее, в 1717 году. В это время ложи каменщиков уже совсем замирали, и интеллигенция, вытеснившая рабочих, решила, сохраняя старые формы, образовать новое общество. Это были Кинг, Кальворт, Л у млей, Мадден, главнее же всего Теофил Дезагюлье и его ближайшие сотрудники Георг Пайн, Джемс Андерсон и другие. Они из нескольких бывших каменщицких лож образовали Великую ложу, которая стала потом организовывать под своим руководством ложи нового характера. «Братский союз действительных каменщиков, — говорит Финдель, — превращается в братский союз строителей символических». Вместо постройки каменных храмов является «возведение храма человечности».
Собственно говоря, начало явного символического масонства, без сомнения, и относится именно к 1717 году. Но оно явилось не без подготовки, не без организаций, ему предшествовавших и оставивших ему наследие не только целей, средств и техники, но даже, без сомнения, остатки и зародыши общества, которые быстро проявились в виде учреждения «высших степеней». Эти высшие степени появились в нынешнем виде не сразу, но их учредителей приходится рассматривать не как создателей, а как восстановителей давно зародившихся идей. Розенкрейцеры сохранили даже название своих предшественников. Таким образом, франк-масонство как целое историческое явление действительно очень древне, и в этом смысле его предшественниками являются и древние еретики, гностики, манихеи, и тамплиеры, и, может быть, общество, оставившее о себе воспоминание в Кельнской хартии, и зачатки, заложенные Асмолем с товарищами, и «академии» натурфилософского и гуманитарного характера.
Все это вносило свою лепту для воздвижения масонского «Храма». Финдель и его единомышленники могут сколько угодно доказывать, что к франк-масонству принадлежит лишь то течение, которое они отстаивают, и, может быть, в интересах сокрытия еврейского господства. Но мы должны считать франк-масонством то, что существует как франк-масонство. Для мира и истории имеет значение не «партия» умеренных масонов, а целостное масонство со всеми его составными частями и во всех формах своего делания, от невидимого «храма человечности» до видимого царства человеческого или даже царства Израиля[14].
[1] Н. Осокин. История альбигойцев и их времени. С. 18 — 20.
[2] Шустер. Тайные общества... Т. I. С. 294 — 295.
[3] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 296.
[4] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 284-286.
[5] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 291.
[6] Гр. С. Д. Толь. Ночные братья. Опыт исторического исследования о масонстве в Германии. СПб., 1911.
[7] Финдель. Указ. соч. Т. 2. С. 248.
[8] Именно от «Франк-масонских лож св. Иоанна» — Лондона, Эдинбурга, Вены, Амстердама, Парижа, Лиона, Франкфурта, Гамбурга, Антверпена, Роттердама, Мадрида, Венеции, Ганда, Кенигсберга, Брюсселя, Данцига, Миддельбурга, Бремена и Кельна. Подписана: Герман Карлтон, Иа. Брюс, Ф. И. Упиа, Корнелий Баннинг, Де Колиньи, Вирье, Иоган Шредер, Гофман, Якоб Препозитус, А. Нобель, Игнатий де ла Торре, Дориа, Якоб Уттенгоф, Фальк Никлас фон Ноот, Филипп Меланхтон, Гюйсен, Вермер Абель.
[9] Хартия излагается и цитируется здесь по полному французскому переводу, помещенному у Deschamps. Les societes secretes et la Societe. Кн. II. Гл. 2 «La Charte de Cologne en 1535».
[10] Финдель. История франк-масонов. Т. I. С. 45.
[11] Финдель. Указ. соч. Т. I. С. 46 — 48.
[12] Финдель. Указ. соч. Т. I. С. 91—94.
[13] Папюс. Генезис и развитие масонских символов. СПб., 1911. С. 83-84.
[14] Финдель сам еврей, и даже очень видный в немецком еврействе.
Строители царства человеческого
Христианская вера указывала людям цель созидания Царствия Божия, и хотя его осуществление обещано лишь в «паки бытия» — после второго пришествия Спасителя, с пересозданием всей природы и с преображением людей, тем не менее и в здешней жизни, в наш подготовительный период, христианство давало людям множество великих благ. Свидетельством того является христианская культура. Стремление к Царству Божию не оставалось без вознаграждения и в здешней жизни. Однако излишне говорить, что жизнь христианских обществ и государств была зачастую только номинально христианскою. В среде деятелей самой Церкви постоянно обнаруживалось забвение духа христианства, и грех проникал собою все общество.
Критиковать было что. Разумеется, для христианина не было ничего неожиданного в таком разлитии греховности, так как и в самых обетованиях Спасителя это предуказывалось очень ясно.
Вся жизнь здешняя представляет лишь стремление к святости, но не господство ее, и христианская философия истории указывает на глубокие источники греховности в современном человечестве и вечную борьбу злых духовных сил.
В жизни было на что пожаловаться, и для возражения на эти жалобы пришлось бы разве указать на то, что нигде не было лучше, а, напротив, везде было хуже, что в результате отречения людей от христианства может получиться лишь положение самое бедственное. Но, во всяком случае, множество людей были недовольны, среди них действовало и внушение принципиальных врагов христианства, и в результате критики и отрицания начала воскресать мысль так устраивать жизнь, чтобы в ней все учреждалось не по закону Божиему, а по человеческому соображению и желанию. Вырастала идея царства человеческого.
Желание жить и устраиваться по своему усмотрению вырастало отчасти даже в силу той высоты личности, на которую подымало человека христианство. Не всякий может удержаться на этой высоте, не рискуя впасть в самоутверждение. Притом же отпадение от власти Бога совершалось не вдруг, а являлось сначала в формах как бы невинных, в виде протеста не против Бога, а только против его недостойных служителей. Протестующие против злоупотреблений и недостойных деяний церковных и государственных естественно замыкались в свои особые кружки, и это было роковым шагом к дальнейшему разрыву, замыкая человека в среду односторонних влияний гнева, протеста, обиды. Множество ересей зарождалось таким путем, исходя из кажущихся чистых источников, как было, например, у Вальденсов и т. д. Конечно, если бы в такой критический момент эти люди услыхали истинно христианский голос, они бы могли не отрываться от церкви, могли бы возвратиться к ней. Да таких случаев и было, без сомнения, много. Но у всякого своя воля и свое рассуждение. К отпадению от Бога человек может приходить даже и тогда, когда не на что пожаловаться и когда кругом него цветет жизнь самая чистая. Точно так же и среди самого тяжкого греховного состояния окружающей среды человек может находить в себе самом силы для того, чтобы остаться с Богом. Не одни руководители, хороши они или плохи, ведут человека к спасению, а прежде всего — он сам. В этом — корень ответственности нравственной и религиозной.
Многие из злейших отпадений от действительного христианства имели свое начало даже в монастырях. В стремлении к совершенству мысль легко обращается с тоской на зрелища несовершенств в мире, и при этом даже у великого святого, как Антоний Великий, невольно возникает вопрос: почему злой наслаждается, как кажется, счастьем, почему страдает праведный? Не всегда при этом человек, как было с Антонием, расслышит голос Божий: «Антоний, себе внимай». Напротив, вместо этого он все больше начинает входить в критику внешних явлений, и на этой почве являлась даже мысль о том, что мир создан не благой силой.
В течение Средних и Новых веков являлось множество ересей и тайных обществ, представляющих все градации отпадения от Бога, начиная с благовидного протеста против несовершенства жизни и стремления якобы к совершенству и кончая переходом к идее царства человеческого, а у некоторых даже и к царству сатаны. Только незнающие или злонамеренные люди могут говорить, чтобы борьба против всех этих больных настроений совершалась со стороны Церкви непременно способами нехристианскими. Увещание и духовное руководство бесчисленного количества достойных пастырей были орудиями, благодаря которым миллионы людей, смущаемых сомнениями, оставались при Царствии Божием.
Как оклеветываются защитники христианства, показывает пример св. Доминика{18}, которого легенда произвела в основатели инквизиции. А в действительности он устанавливал самый высокий принцип миссионерства: действовать на еретиков личным примером. Когда он прибыл в Южную Францию для совещания с папскими легатами о мерах к обращению альбигойцев, то прямо заявил, что принуждение ни к чему не приведет. Легаты спросили его, что же он посоветует сделать? Св. Доминик ответил, что они должны оставить свои колесницы, в которых приехали, свои роскошные одеяния и пешком идти в селения еретиков, чтобы мирно объяснять их заблуждения [1].
Вообще, однако, должно сказать, что Средние века заявили себя свирепыми преследованиями еретиков, включая в то число и всевозможных колдунов и чернокнижников. Это было время варварское и свирепое, когда не жалели ни своей, ни чужой жизни. Пытки были непременным орудием судопроизводства, и людей поджаривали и калечили на дыбе не из-за одного неправоверия, а вообще по всем возможным поводам и во всех слоях общества: в народе, в замках феодалов, в судебных учреждениях. Возлагать в этом отношении вины на руководителей церкви невозможно. Напротив, Папы римские всегда восставали против насильственных обращений и т. п. В практике церковного суда пыток не было, и церковные наказания исключали смертную казнь. Еретиков казнило государство. Церковную же власть можно и должно было упрекнуть собственно в том, что она не восставала против пыток в судебной процедуре и не протестовала против смертной казни в преступлениях религиозных. Однако и в этом случае нельзя забывать, что преступления, связанные с религиозными заблуждениями, совершаемые тогда очень часто на почве магии и колдовства, иногда доходили до невообразимой степени гнусности (вроде убиения младенцев с целями волхвования), что приводило государство к самой свирепой репрессии.
Между тем само христианство давало совсем иные нравственные уроки, в которых воспитывались верующие и под влиянием которых на место варварской свирепости назревало постепенно великодушие и самоотвержение. Можно сказать, что враги христианства эксплуатировали в борьбе против него ту этическую высоту, которую оно же развивало в людях. Но в текущей практике жизни было так много антихристианского, что нетрудно было находить предлоги для протеста, оборачивая дело в таком смысле, что само христианство виновно в несправедливостях и жестокостях. Особенно же легко критика и протест обрушивались на церковь.
Поводы для протеста против церкви давали также и ее столкновения с наукою того времени вследствие раздувания понятия о догмате и ереси. В действительности христианство вовсе не смотрит на Священное Писание как на какую-то всенаучную энциклопедию, упраздняющую необходимость человеческ[ого] наблюдения явлений природы. В первые века господствовало самое широкое уважение к личному мнению в деле науки и философии. Но в Средние века в церковь проникло то же отношение к Писанию, как в Талмуде и Каббале, так что в Писании думали видеть ответы на все запросы человеческой пытливости. Вследствие этого ненормального расширения догматики, расширилось понятие о ереси. Это, конечно, не могло не возбуждать столкновений между наукой и церковью.
По совокупности причин в течение всех Средних веков смутно бурлили разнородные протесты против Церкви, против общественной и государственной дисциплины, против закона Божия, против христианства. Эти протесты появлялись и во имя высоких требований самого христианства, не осуществляемых в жизни, и во имя отголосков язычества и языческой мистики, гнозиса, Каббалы, манихейства. Все тайные еретические общества, а также и евреи, подсказывали и поддерживали эту критику и протесты. С самых ранних времен. Среди этих обществ и кружков были и типичные еретики и кружки неопределенного характера, и их было множество. Достаточно назвать павликиан, богомилов{19}, катаров, с разными их разветвлениями, которых насчитывали многие десятки, люцифериан, вальденсов, пасаджеров, иоахитов, ортлиберов, апостольских братьев, спиритуалов, фратичеллов, турлупенов, пасторелов, прыгунов и пр. Тут же ютились кружки полухристианских мистиков, алхимические кружки, тесно сплетенные с магическими «науками». Магические оттенки этих кружков находились часто под влиянием каббалистического еврейства.
С приближением к Новому времени протестующие элементы начинают сплачиваться более систематически и задаются прямой борьбой с римской церковью. Подобно древним манихеям и гностикам, эти общества обычно строились в несколько этажей посвящения. Было ли какое-нибудь одно центральное, хотя бы и тайное, общество, руководившее этой кампанией против церкви, — это вопрос спорный. Антисемиты предполагают существование такого еврейского общества. Кельнская хартия, если бы она была подлинна, указывает существование предшественников франк-масонов с самых первых времен христианства. Но подлинность хартии очень многими учеными отрицается.
Во всяком случае, первоначальное движение строителей царства человеческого представляется текущим в двух руслах. Одна часть обществ подготовляла дорогу будущему протестантству, другая — позднейшему франк-масонству.
Так, вадьденсы, составлявшие одну из альбигойских сект, создали почву для кальвинизма и Чешских Братьев XV века, из которых развился анабаптизм. Это было движение, не отрекающееся от христианства, а, напротив, думавшее осуществить его идеалы, с очень горячей верой и неопределенным догматом.
Оно подготовило почву для Лютера, хотя потом и разошлось с его слишком умеренной реформой. Но рядом с этими общинами развивались общества, которые хотя также действовали против Рима и этим подготовляли почву для Лютера, но имели иные цели, иную организацию и весьма напоминали франк-масонство.
Эти общества существовали по внешности явно, имея на это разрешение властей, но по действительным целям были тайными.
Так они явно имели характер обществ певческих, например, или научных и в действительности преследовали цели общественного характера. Образчик таких организаций представляют мейстерзингеры, или фрейзингеры.
Явная и дозволенная их цель состояла в пении. В действительности же мейстер-зингеры составляли замкнутое тайное общество, с особым религиозным мировоззрением и с задачей обслуживать «высшие человеческие интересы». Один из исследователей их, Келлер, предполагает, что эти общества, действовавшие в XVI веке, имели пункты соприкосновения с более древним обществом миннезингеров, игравших большую роль в альбигойских ересях и впоследствии исчезнувших в корпорациях строительных каменщиков. Устав мейстер-зингеров был так секретен, что его запрещено было даже записывать. Каждый из «братьев», как назывались внутри общестба его члены, давал торжественную клятву безусловно хранить эти тайны, которые и остались почти неизвестны науке. Известно, однако, что у мейстер-зингеров существовало несколько разрядов членов: ученики, певцы, поэты, фрейзингеры, что при принятии в каждую степень соблюдались особые церемонии и члены разных степеней носили соответственные эмблемы и значки. Сверх этих разрядов членов существовала особая коллегия из 12 человек, называемых отметчиками (Merker), которые были «хранителями тайн учения и нравов». Деятельность этой коллегии составляла величайшую тайну[2].
Мейстер-зингеры, являвшиеся и по замкам рыцарей, и у богатых горожан, были проповедниками миросозерцания вольнодумного, антиклерикального, и то всеобщее заступничество, укрывательство и всяческая поддержка, которые встретил Лютер, были подготовлены деятельностью их и других обществ.
Общества такого двойственного характера, то есть явные по внешности официальных целей своих и строго секретные по действительным целям, были очень сильны в Богемии. Общества занимались не только искусствами, но и науками. Важнейшим принципом они признавали полную религиозную терпимость, по которой предоставляли каждому веровать, во что ему казалось лучше. Такая терпимость внутри одного и того же общества сама по себе уже обнаруживает довольно безразличное отношение к религиозной истине и к ее значению в жизни человека. Здесь ясна презумпция, что нравственная жизнь человека и его отношение к окружающим не находятся в зависимости от религиозных верований. В числе членов Чешских Братьев замечателен Ян Амос Коменский — знаменитый педагог и последний «епископ» этой общины. Впоследствии он укрылся в Англии, где не остался без влияния на английские тайные общества.
После того как чешские общества стали исчезать, в Германии начинают появляться общества, которые, говорит Шустер, «не подлежит никакому сомнению, находились во внешнем и внутреннем родстве с учением и организацией Чешских Братьев»[3].
Они появляются с одинаковым характером и в Англии, и в Италии. В Германии они наполняют собою весь XVII век. Таковы «Немецкая Пальма», «Братство трех роз», «Орден цветов», «Орден Лебедя». Все они имели двойные цели: явную и тайную. «Орден Пальмы» имел явной целью разработку и очищение немецкого языка, главною же целью было «поощрение похвальных добродетелей» и разработка религиозных и нравственных вопросов. В числе членов, покровительствуемых орденом, было множество преследуемых изгнанников из Австрии и Богемии. Общество горячо заботилось об облегчении их участи. Несмотря на полный секрет действий ордена, известно, что в нем происходили какие-то «тайные дела». Замечательно, что в числе членов его было много немецких владетельных князей и знатных особ. При принятии в члены братства происходили какие-то «испытания водой и дымом» и какими-то «четырьмя главными испытаниями». Каждый принятый получал особое псевдонимное имя, эмблему и девиз. В символике немецких обществ, говорит Шустер, играли большую роль: солнце, три горящих светильника, «столпы мира и единства», лавровый венок, алтарь, две соединенные руки, три сердца, циркуль, наугольник, глобус, рыцарский шлем и т. д. Многое в этой символике, очевидно, напоминает франк-масонство. Члены ордена разделялись на степени. В «Братстве трех роз», основанном в Гамбурге, во главе стоял главный цеховой мастер, затем шли 9 цеховых мастеров, из которых каждый руководил группой из 9 цеховых подмастерьев. Братья разделялись на 4 степени. На собрания все являлись в отличительных значках цеха. Явною целью общества была обработка немецкого языка, под прикрытием чего практиковалось издание «полезнейших книг». Предполагают, что братство вело борьбу за свободу веры и совести и устранение национальных, церковных и сословных различий. «Орден цветов» точно так же скрывал свои «религиозно-нравственные задачи» под видом обработки немецкого языка. Значительную часть его членов составляли люди, бежавшие от религиозных преследований. В «Ордене Лебедя» явной целью общества было занятие музыкой. Однако символика ордена указывала не на музыку, а на «добрые дела, единство, твердость» и т. д.
В английских обществах играл значительную роль Амос Коменский, прибывший из Богемии. Он мечтал основать «Коллегию Света», имевшую выработать пансофическое учение на основании «книги природы Писания и врожденных понятий», а также выработать общий всенародный язык, учреждать во всех странах школы и, когда всеобщее преобразование начнет осуществляться, распространить свет также между язычниками, евреями и магометанами. Английские тайные союзы занимались изучением натурфилософии, главной же целью ставили общее преобразование жизни всего мира. Они находились в сношениях с немецкими тайными обществами и употребляли разные алхимические знаки и термины.
В XVII веке появились также многочисленные союзы алхимиков. Сама по себе алхимия распространилась в Европе в древнейшие времена и была связана с египетскими учениями и так называемыми герметическими книгами. Естественно, что она была проникнута древним пантеизмом, к которому впоследствии присоединился каббализм. К XVI и XVII векам алхимики стали объединяться в общества, которые рядом с непосредственными задачами алхимии (философский камень, эликсир жизни и т. п.) проводили и свои общефилософские воззрения. В отношении этих обществ, говорит Шустер, «получается такое впечатление, что они пользовались таинственными образами в речи специально для того, чтобы замаскировать свои религиозные и научные убеждения и натурфилософские сведения, находившиеся в прямом противоречии с господствующим учением церкви». Философия учителей алхимической мудрости не придает особенного значения искупительной смерти Христа, учит, что тот же божественный дух, который был во Христе, заложен во всяком человеке и что учение Церкви о воскресении должно быть понимаемо не в материальном, а в смысле духовного возрождения. Согласно этим воззрениям, можно и без познания Христа и Евангелия достигнуть блаженства, даже евреям и туркам, всем, кто живет по правде, если они сумеют из закономерности природы вывести законы для своей внутренней жизни, ибо человек и мир управляются одними и теми же законами развития и разрушения»[4].
Единство внешнего и внутреннего мира составляет основное учение так называемой «Изумрудной скрижали» Гермеса. Алхимия была сильным орудием для привития пантеистических и натурфилософских точек зрения, потому что, привлекая к себе соблазном искусственного произведения золота и отыскания эликсира жизни, она под покровом этого прикладного интереса распространяла и то общее мировоззрение, которым мотивировались все эти чудесные открытия.
Герметическая мудрость алхимии глубоко вошла в состав франк-масонских учений. Любопытно, что натурфилософы употребляли масонское выражение «построения Храма» в тех случаях, где христианство говорит о «Царствии Божием».
Все эти общества, по духу сходные с масонством, развивали дело, вполне солидарное с ним, и подготовили успехи его в XVIII веке, когда масонство выступило наконец явно. Но были ли эти общества проявлением уже существовавшего масонства, организовывались ли они по его инициативе? Как известно, явное выступление масонства в 1717 году относится собственно к так называемому «символическому масонству», или, иначе, голубому, то есть ограничивающемуся тремя степенями посвящения (ученик, подмастерье и мастер). Но в том же XVIII веке и позднее в масонстве выступили явно высшие степени, которые, по их утверждению, существовали и прежде, и сами организовали в 1717 году «символическое» масонство как свою подготовительную стадию; по уверениям же символического масонства — этих высших степеней прежде не было и они созданы уже после голубого масонства. Какое из этих двух утверждений справедливо?
В отношении этого вопроса очень важный факт составляет орден розенкрейцеров, который имел отчасти алхимический характер, отчасти всемирно реформаторский. Как вызов в отношении тайных учений, о начале розенкрейцеров происходит масса споров. Исторически несомненно то, что в 1614 и 1616 годах появилось несколько анонимных сочинений, которые приглашали поступать в орден розенкрейцеров, имеющий своей целью реформу всего мира. Затем во многих местах явились лица, называвшие себя агентами этого ордена и организовывавшие кружки низших степеней. Вопрос лишь в том, был ли центральный орден, во имя которого действовали эти лица, или они были простыми шарлатанами, которые эксплуатировали доверчивость публики, пользуясь вышеупомянутыми сочинениями? Некоторые держатся именно этого мнения, другие же утверждают, что орден действительно существовал.
Кач доказывает на основании своих исследований, что орден розенкрейцеров существовал. Его предание говорит, что некто христианин Розенкрейц, родившийся в 1378 году, отправился в Палестину с каким-то монахом, три года пробыл на Востоке, что познакомился с какими-то мудрецами и, возвратившись в Германию, основал свой орден. Члены его (всего четыре человека) разъезжали по свету, распространяя свои идеи, а затем съезжались вместе к Розенкрейцу. После смерти его члены ордена действовали без него еще 120 лет, а затем в подвале ордена были найдены таинственные рукописи Розенкрейца, излагавшие различную премудрость философского и алхимического свойства. Эта премудрость возводилась ко временам Адама, Моисея и Соломона, что уже показывает каббалистические влияния и вообще те взгляды, которые мы встречаем в высших степенях масонства. Кач не считает достоверным это предание, признает, что орден существовал приблизительно до 1604 года. Учение его было теософическое и филантропическое, включая в себя и алхимию, однако упоминало и о Христе. От поступающих брали клятву верности и тайны. Каждый из братьев должен был приискать в течение жизни преемника себе. Во главе ордена стоял старшина, или отец, затем следовали «старшие» члены, за ними «класс учеников». В 1617 году орден принял решение допускать в члены независимо от исповедания, но в границах все-таки одной христианской веры, как первоначально было и в голубом масонстве. Вообще, Кач полагает, что розенкрейцеровское братство преобразовалось впоследствии в союз франк-масонов в Англии, куда после 30-летней войны скрылись остатки немецких розенкрейцеров[5].
Среди франк-масонских документов есть один очень загадочный, так называемая «Кельнская хартия», которую одни авторитеты признают подлинною, другие — апокрифом. Эта хартия представляет декларацию 19 франк-масонских лож, собравшихся на конгресс в Кельне в 1553 году с тем, чтобы этим объяснением предотвратить различные неудобные для них лжетолкования.
Если бы этот документ был подлинным, он бы доказывал существование франк-масонства по крайней мере с эпохи Вселенских Соборов. Но даже и самое появление этого документа рассказывается неодинаково.
Гр. С. Д. Толь{20}[6], на основании, конечно, специальных данных, передает историю так. Хартия хранилась первоначально в архиве амстердамской ложи «Хат Вредехаль», существовавшей от 1519 года до 1601 года, когда она закрылась. Четверо оставшихся в живых членов добились ее восстановления в Гааге в 1647 году под именем Фридрих Вредехаль. Между перевезенными из старой ложи в новую вещей находилась шкатулка, обитая медью, с тремя замками и печатями. В ней нашли: 1) акты утверждения ложи «Хат Вредехаль» от 8 марта 1519 года; 2) Кельнскую хартию, писанную по-латыни; 3) протокол заседания ложи «Фридрих Вредехаль» в 1637 году. Эти документы сохранялись в архивах ложи. В 1818 году гроссмейстер Нидерландских лож принц Вильгельм Фридрих Карл, заинтересовавшись Хартией, передал ее для изучения и проверки ученым-специалистам, и перевод ее был разослан по всем ложам Нидерландов. Подлинность хартии признали масонские писатели Гельдман, Гравель, Брейтшнейдер, Фатченер.
Финдель рассказывает происхождение Хартии иначе[7].
В 1816 году, говорит он, принц Фридрих получил пакет бумаг с письмом женского почерка, подписанное инициалами «К., урожд. Ф. Т.», где отправительница объясняла, что прилагаемые бумаги она нашла между бумагами своего отца, который хранил их очень тщательно. Она полагала, что отец получил их от Ф. Буцелаара. Это и была Хартия. В Германии Геррен, Краузе, Моссдорф отвергли подлинность документа.
Как бы то ни было, но в 1835 году на основании этой Хартии была выбита медаль в память 300-летия масонства и масонский мир праздновал свой юбилей.
Кому верить? Финдель — жестокий противник мнения о существовании масонства раньше 1717 года и в своей критике вообще крайне тенденциозен. Он особенно боится допустить древнее происхождение ордена, которое дало бы основания для возбуждения против него многих обвинений.
С этими оговорками нельзя не коснуться столь важного, хотя и «недоуменного» документа.
Хартия представляет заявление Съезда настоящих франкмасонов. Они именуют себя «Братство или орден Иоанна или франк-масонов», ясно и резко отличаемых Хартией от профессиональных союзов каменщиков. Именно против этого общества, по словам Хартии, существуют ложные нарекания в том, что они, франк-масоны, хотят восстановить орден тамплиеров и сами принадлежат к нему и составили заговор с целью возвратить себе секвестрованные имущества ордена и отомстить за смерть Якова Моле потомкам принцев, виновных в этой казни. Их обвиняют в этом публично с целью возбудить против них ненависть, обвиняя также в злобе против Римского Папы и в том, что они всюду сеют мятежи и раздоры.
Время, которым датирована Хартия, было кульминационным пунктом мятежей эпохи Реформации. Именно в 1553 году произошло усмирение восстания анабаптистов Иоанна Лейденского, когда сам Лютер кричал, что нужно избивать фанатиков, а император Карл V{21} собирался принимать энергические меры против протестантства, приводящего к таким событиям. Следовательно, если бы орден франк-масонов существовал тогда, то было бы очень естественно с его стороны попытаться выгородить себя от солидарности с мятежами, как масоны впоследствии выгораживали себя от «безумия» Французской революции, над вызовом которой они так усердно потрудились. Но дело в том, что истории совершенно неизвестно их существование в 1553 году. Хартия говорит, что им делают упреки публично. Но если бы в 1553 году были такие упреки публично, как могла бы история о них ничего не знать?
Эта странность может, пожалуй, быть объяснена предположением, что в 1553 году среди властей, расследовавших дела о протестантах, явились какие-нибудь предположения о существовании франк-масонов и их тамплиерстве. Тогда можно себе представить заблаговременное составление хартии для предъявления ее властям в случае надобности. А так как в этом не представилось надобности, то хартия и осталась неопубликованной. Возможно себе представить даже, что были изъяты экземпляры ее, разосланные по ложам, за исключением случайно сохранившегося в ложе «Хат Вредехаль».
Хартия датирована 24 июля 1553 года и подписана делегатами 19 лож[8], некоторые из которых известны в истории как яркие деятели Реформации. Между прочими значится подпись Колиньи.
Она возбуждает удивление, потому что в 1553 году известному адмиралу Колиньи, убитому в Варфоломеевскую ночь, могло быть только 18 лет. Возможно ли, чтобы такой молодой человек мог быть делегатом на столь важном конгрессе? Хартия заявляет, что экземпляры ее разосланы во все эти ложи, и разъясняет, что такое представляет орден.
Он, по словам Хартии, не происходит от тамплиеров и ни от какого другого ордена, ибо возник раньше всех них. Несомненные документы, по словам Хартии, удостоверяют, что основание общества восходит до времен религиозных споров «разных сект» христианства. Тогда некоторые «адепты» отделились от «толпы». Люди ученые, истинные христиане, видя веру искажаемою и проповедующею ужасы войны, объединились, чтобы «сохранить вернее в чистоте принципы морали этой религии, запечатленные в сердце людей. Они отдались этому для того, чтобы свет, блестя все более среди мрака, мог в конце концов изгнать суеверия и культом всех человеческих добродетелей водворить среди смертных мир и счастье». Эти лица назвались «братьями общества, посвященного Иоанну, следуя примеру Иоанна Крестителя, предшественника света». Старшие лица названы были у них, по обычаю времени, «мастерами» (магистрами), их лучшие сотрудники — «товарищами» (подмастерья), остальные же братья, «по обычаю философов еврейских, греческих и римских, были названы учениками». В данное время общество состоит из трех символических степеней: ученики, товарищи (подмастерья) и мастера, а выше степени мастеров имеются «избранные мастера» и «высшие избранные мастера».
Сверх того, из избранных мастеров назначается патриарх, который есть высший начальник ордена, «одновременно видимый и невидимый», известный очень ограниченному числу братьев. Между частями ордена существуют сношения под надзором патриарха. Настоящая Хартия составлена также с разрешения его, и нижеподписанные, «получив на это авторитет сказанного знаменитого патриарха, установили и далее во всеобщее наставление следующие пункты».
В этих пунктах не сообщается ничего относительно самой тайны «света», хранимого и распространяемого масонами. Не сказано, что общество до 1440 года называлось только «Обществом братьев Иоанна». В 1440 году и именно в Валансьене оно приняло название «Собратьев франк-масонов», то есть строительных каменщиков, так как в это время братство предприняло большую постройку госпиталя для больных, страждущих болезнью св. Антония. Хартия объясняет также, что «хотя братство не придает значения различиям веры и национальности, однако сочло нужным и благоразумным принимать до сих пор в свои члены только лиц, исповедующих в мире профанов христианскую религию». Равным образом общество постановило, что не следует употреблять для испытания новопоступающих никаких телесных мучений. Члены ордена должны приносить клятву быть верными и повинующимися светским властям и держаться принципа «воздавать Божие Богу, а Кесарю кесарево». Наконец, очень любопытный пункт М по поводу знаков и паролей ордена. «В числе их допущены также и те, которые употребляют в ложе Эдимбургской и происходящих от нее ложах Гамбурга, Роттердама, Миддльбурга и Венеции, которых занятия и работы, хотя регулированные по шотландскому способу, не удаляются от наших в отношении происхождения, цели и учреждения» (парагр. М хартии)[9].
Таким образом, шотландское масонство, утверждающее, что оно происходит от тамплиеров, принято Кельнской хартией в общее масонское братство.
Если принимать данные Кельнской хартии за выражение франк-масонской действительности, то окажется, что происхождение ордена идет со времен догматических споров христианства, то есть со времен Соборов, и что орден образовали такие лица, которые сочли Церковные Соборы представительством сект, другими словами — люди, не признавшие Церкви и основавшие вместо нее свое собственное общество. Выбор Иоанна Крестителя в покровители общества также характеристичен, так как к его имени пристегивают себя многие мистикогностические секты, по всей вероятности, происходящие от тех учеников св. Иоанна, которые по смерти его не захотели присоединиться к ученикам Спасителя, как об этом упоминает Евангелие.
Что касается тамплиерства, то, по данным Кельнской хартии, оно не составляет источника франк-масонства, а только присоединилось к нему. В этом отношении любопытно припомнить шведское тамплиерское предание о том, что свою еретическую «мудрость» тамплиерское духовенство получило от сирийских еретиков.
Нельзя не заметить, что даже при сомнении в подлинности Кельнской хартии она все-таки освещает нам масонское предание. Если и не было такого тайного общества, непрерывно существовавшего полторы тысячи лет, то была преемственность разных тайных обществ, порождавших одно другое. Весьма вероятно, что иные из этих обществ и никогда не уничтожались, а только хирели в стадиях ослабления, а потом при более благоприятных условиях снова воскресали в силе. Это тем более возможно, что некоторые секты, живя в тайне, могли существовать, как известно, почти все время христианской эпохи.
К нашему времени остатки тайных эзотерических обществ сконцентрировались главнейше во франк-масонстве.
Влияние тайных обществ и еврейства на христианские нации замечается с древнейших времен. В этом отношении не составляют исключения и строительные ложи каменщиков, из которых впоследствии вышло «символическое масонство». Эти корпорации каменщиков, называвшие себя «свободными каменщиками», составляли наиболее развитую часть рабочего сословия, и понятно, что оппозиционная интеллигенция старалась подчинить их своему влиянию. Первое появление этих корпораций, как полагают, произошло при св. Вильгельме Гершаусском (1069—1091). В эпоху сильного монастырского строительства личными средствами монастырей нельзя было обойтись, и появились артели мирян, объединявшиеся по образцу монастырских. Основал их, говорят, Вильгельм. Работа требовала людей развитых, понимающих архитектуру и художества, но по безграмотству того времени для запоминания правил работы служили разные символы и фигуры. Тайна же правил искусства охраняла доходы каменщиков. Наконец, для того, чтобы в поисках работы они могли быть опознаны корпорациями других городов для оказания им помощи, нужна была система лозунгов и паролей. Все это и развилось в профессиональных корпорациях, в которых также естественно сложились три степени: ученики, подмастерья и мастера.
Вся эта сторона «тайны» каменщицких лож (как и других профессиональных корпораций) вполне понятна. Но у каменщиков имелось много иного, навеянного, очевидно, извне, вне потребностей ремесла. Самые легенды, описывающие происхождение строительного искусства, сочинялись, очевидно, книжными людьми. Обычно начало каменщиков возводят ко временам Соломонова храма. При этом легенда всегда упоминает о Хираме как главном строителе Соломонова храма, установителе порядка приема учеников и подмастерьев, который был убит подмастерьями за то, что не хотел выдать им секретного лозунга мастеров. В Библии, однако, нет такого архитектора, и он имеется только в еврейском предании. В лозунгах каменщиков внесено выражение: «Я видел Боаз и Иахин». Как известно, так в Библии называются два столба Соломонова храма. Клятвы каменщиков произносились хотя на Евангелии, но именем Иоанна Предтечи. Еще страннее, что каменщики по уставам своим обязывались поступать так, как прилично добрым потомкам Ноя. Но почему христиане могли ссылаться на Ноя? «Законы Ноя» христианам даже неизвестны, ибо в Библии их нет. Законы Ноя существуют лишь в еврейском предании, по которому Ной дал краткие законы, сводящиеся к тому, чтобы не убивать, признавать порядок и власти и т. п. С еврейской точки зрения Моисей дал закон исключительно для их племени, Ной же — для всех людей. При этом Талмуд говорит, что еврей может жить лишь с теми иноплеменниками, которые признают законы Ноя. Значит, для евреев важно было иметь в уставах каменщиков такое правило, дающее им право входить в эти союзы. Но для христиан, имеющих свой христианский закон, зачем понадобились законы Ноя? Тут почти явно влияние евреев.
С другой стороны, на обычаях каменщиков видно несомненное влияние мистических тайных обществ. Так, приемы в члены корпорации сопровождались церемониями, не имеющими никакого отношения к ремеслу. Кандидату завязывали глаза и в таком виде подводили к принимающим. После этого он клялся в верности и в сохранении тайны, и тогда с его глаз снимали повязку и показывали ему тройной светильник [10].
Влиянием тех же тайных обществ обусловливалось, конечно, и вольнодумство каменщиков, выражавшееся в разных архитектурно-скульптурных выходках против церкви.
«На всех старинных монументах, — говорит Финдель, — монументальных постройках видны указания на тайное братство каменотесов, его символику и его религиозные воззрения. Так, в церкви св. Зебальда, в Мюремберге, изображены были монах и монахиня в неприличной позе. В Страсбурге в верхней галерее против кафедры изображены были свинья и козел, которые несли, как святыню, спящую лисицу, за свиньей шла сука, а впереди шествия медведь с крестом и волк с горящей свечой. Осел стоял у престола и служил мессу. Таковы их “религиозные воззрения”, и они возникли издавна. Страсбургский собор начат постройкой еще в XI веке, а закончен — одна часть в XIII веке, другая в XV веке. В Вюрцбургском соборе (построен в 862 году, возобновлен в 1042-м) находились замечательные колонны Яхим и Боаз, J и B (нынешняя принадлежность масонских лож), которые стояли при входе Соломонова храма. В Доберанской церкви в Мекленбурге (освящена в 1368 году) находятся несколько двойных треугольников (то есть вероятно), поставленных на местах особого значения. На колонках по три виноградных листка, соединенных по-масонски веревкой, и символические числовые отношения. Кроме того, там до сих пор еще хорошо сохранилось запрестольное изображение, знакомящее нас с религиозными взглядами архитектора. На первом плане три священника вертят мельницу, в которой мелется догматика, сверху над ними Пресвятая Дева с младенцем Иисусом, на чреве ее пылающая звезда, внизу тайная вечеря, на которой изображены апостолы в известной всем масонам позе и т. д. В другой готической церкви иронически представлено нисхождение Святого Духа. В Бранденбургской церкви лисица в священническом облачении проповедует стаду гусей. В Бернском соборе (постройка 1421 — 1612 гг.) в изображении Страшного Суда помещен и папа (и т. д.).
Вообще, — замечает Финдель, — немецкие каменотесы, конечно, не остались чужды преобразовательным стремлениям времени. Многие из них принимали в них даже горячее участие: об этом громко свидетельствуют упомянутые изваяния, число которых мы могли бы значительно увеличить... Их строительные ложи всегда были верным убежищем для людей свободомыслящих и преследуемых церковным фанатизмом. Они повсюду принимали их и скрывали их от поисков кровожадной инквизиции»[11].
Корпорации каменщиков иногда заявляли себя и активными политическими движениями, как это бывало в Англии, так что возбуждали против себя преследования властей.
С падением готического стиля, говорит Финдель, братства каменщиков пошатнулись. «Церковная символика, составлявшая главную часть тайного учения в ложах, потеряла свое практическое значение. К тому же к этому времени философия, благодаря изучению древнеклассических писателей, успела получить новое направление, изучение природы открывало пути более свободному исследованию, да и вообще со времени Реформации... человечество опередило pia-desideria каменщиков. Отныне им стало возможно не скрываясь провозглашать о догматах и церковных постановлениях, о тирании римского престола, о безнравственности духовенства и монахов — те либеральные мнения, которые они до сих пор дерзали выражать на своих зданиях только в злых карикатурных изображениях, в так называемых приметах» (с. 91-92).
«До сих пор масоны, за исключением духовных и светских попечителей, все были на самом деле рабочими строителями строительного мастерства: кладчики, каменотесы, плотники. Но с конца XVI и начала XVII века к ложам вольных каменщиков начинают присоединяться и не рабочие: люди образованного класса. С 1618 года к братству стали присоединяться лица с видным общественным положением в обществе, богатые и ученые люди и вскоре придали ему совершенно иной вид. Эти лица, в отличие от членов из рабочего класса, стали называться сторонними каменщиками (acceptedmason). С ними проникли в ложи новые воззрения, новые потребности, и прежде всего преобразовательный и прогрессивный элемент, в течение этого столетия и особенно к концу его все более увлекавшие ложи в круговорот культуры и современных идей»...
Существует убеждение, что каменщики не оставались чужды движений Английской революции. Даже и такие масоны, как Фесслер и Шредер, держались этого мнения, стараясь доказать его при помощи истолкования шотландских степеней, что после казни Карла I (1649 г.) дворянство стало вступать в масонское братство, рассчитывая под его покровом работать в пользу восстановления монархии и призвания наследного принца. В это время будто бы усилена присяга, изменен церемониал и введены степени подмастерья и мастера. Символика последней состояла будто бы из политических намеков. По восшествии на престол Карла II (1660 г.) масонству в знак благодарности за сделанные услуги дано было имя королевского искусства и т. п. По мнению других, шотландские масоны стояли на стороне королевской власти, а услугами английских пользовался Кромвель[12].
В Англии членом одной ложи каменщиков стал известный ученый Элиас Асмоль — 16 октября 1646 года. К этому времени Папюс (Жерар Энкос) приурочивает, согласно Рагону (в его OrthodoxieMaconigue), первое появление нынешнего масонства. Рагон именно рассказывает, что в 1646 году Асмоль и другие братья розенкрейцеры собирались в Лондоне в помещении франкмасонов ремесленников и констатировали, что число членов из ремесленников стало меньше, чем число членов из интеллигенции, так как первые все более уменьшались, а вторые постоянно возрастали в численности. Поэтому розенкрейцеры решили, что настал момент применить для наставления ремесленников формулы, сходные с теми, которые употреблялись ремесленниками для посвящения в таинства. Пользуясь устными преданиями, эти формулы заменили писаным посвящением, скопированным с древних египетских и греческих обрядов. Согласно этому мнению, первая степень посвящения (в ученики) установлена была в 1646 году, вторая (подмастерья) в 1648, а последняя (мастера) окончательно средактирована в 1649 году[13].
По правоверному масонскому толкованию (поддерживаемому, например, Финделем), «истинное» масонство, то есть «символическое» (трех степеней), возникло, однако, не при Асмоле, не в 1646 — 49 годах, а лишь почти сто лет позднее, в 1717 году. В это время ложи каменщиков уже совсем замирали, и интеллигенция, вытеснившая рабочих, решила, сохраняя старые формы, образовать новое общество. Это были Кинг, Кальворт, Л у млей, Мадден, главнее же всего Теофил Дезагюлье и его ближайшие сотрудники Георг Пайн, Джемс Андерсон и другие. Они из нескольких бывших каменщицких лож образовали Великую ложу, которая стала потом организовывать под своим руководством ложи нового характера. «Братский союз действительных каменщиков, — говорит Финдель, — превращается в братский союз строителей символических». Вместо постройки каменных храмов является «возведение храма человечности».
Собственно говоря, начало явного символического масонства, без сомнения, и относится именно к 1717 году. Но оно явилось не без подготовки, не без организаций, ему предшествовавших и оставивших ему наследие не только целей, средств и техники, но даже, без сомнения, остатки и зародыши общества, которые быстро проявились в виде учреждения «высших степеней». Эти высшие степени появились в нынешнем виде не сразу, но их учредителей приходится рассматривать не как создателей, а как восстановителей давно зародившихся идей. Розенкрейцеры сохранили даже название своих предшественников. Таким образом, франк-масонство как целое историческое явление действительно очень древне, и в этом смысле его предшественниками являются и древние еретики, гностики, манихеи, и тамплиеры, и, может быть, общество, оставившее о себе воспоминание в Кельнской хартии, и зачатки, заложенные Асмолем с товарищами, и «академии» натурфилософского и гуманитарного характера.
Все это вносило свою лепту для воздвижения масонского «Храма». Финдель и его единомышленники могут сколько угодно доказывать, что к франк-масонству принадлежит лишь то течение, которое они отстаивают, и, может быть, в интересах сокрытия еврейского господства. Но мы должны считать франк-масонством то, что существует как франк-масонство. Для мира и истории имеет значение не «партия» умеренных масонов, а целостное масонство со всеми его составными частями и во всех формах своего делания, от невидимого «храма человечности» до видимого царства человеческого или даже царства Израиля[14].
[1] Н. Осокин. История альбигойцев и их времени. С. 18 — 20.
[2] Шустер. Тайные общества... Т. I. С. 294 — 295.
[3] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 296.
[4] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 284-286.
[5] Шустер. Указ. соч. Т. I. С. 291.
[6] Гр. С. Д. Толь. Ночные братья. Опыт исторического исследования о масонстве в Германии. СПб., 1911.
[7] Финдель. Указ. соч. Т. 2. С. 248.
[8] Именно от «Франк-масонских лож св. Иоанна» — Лондона, Эдинбурга, Вены, Амстердама, Парижа, Лиона, Франкфурта, Гамбурга, Антверпена, Роттердама, Мадрида, Венеции, Ганда, Кенигсберга, Брюсселя, Данцига, Миддельбурга, Бремена и Кельна. Подписана: Герман Карлтон, Иа. Брюс, Ф. И. Упиа, Корнелий Баннинг, Де Колиньи, Вирье, Иоган Шредер, Гофман, Якоб Препозитус, А. Нобель, Игнатий де ла Торре, Дориа, Якоб Уттенгоф, Фальк Никлас фон Ноот, Филипп Меланхтон, Гюйсен, Вермер Абель.
[9] Хартия излагается и цитируется здесь по полному французскому переводу, помещенному у Deschamps. Les societes secretes et la Societe. Кн. II. Гл. 2 «La Charte de Cologne en 1535».
[10] Финдель. История франк-масонов. Т. I. С. 45.
[11] Финдель. Указ. соч. Т. I. С. 46 — 48.
[12] Финдель. Указ. соч. Т. I. С. 91—94.
[13] Папюс. Генезис и развитие масонских символов. СПб., 1911. С. 83-84.
[14] Финдель сам еврей, и даже очень видный в немецком еврействе.