Монархическая государственность. Л.А.Тихомиров. Раздел VI. Личность, свобода, право. XLIII Государство и личность.

Исаич

куратор
Команда форума
15 Сен 2019
316
4
18
53
СПб. Центр.
XLIII
Государство и личность.



До сих пор мы говорили об учреждениях групповых или государственных, и о задачах Верховной власти в их установке.

Но в подкладке всех учреждений, в основе всех коллективностей находится личность человека, которая в государственных отношениях является как личность гражданина. Все коллективности порождаются ею и в конце счета существуют только для нее.

Личность человека в политике есть основная реальность. Политика часто не думает о личности, погруженная в судьбы коллективности, но эта точка зрения близорука, не замечающая сущности за формой.

Тут политике можно сказать: какая тебе польза, если приобретешь весь мир, а душу утратишь? Все коллективности, общество, государство - все это имеет смысл только как среда развития и жизни личности. Все коллективности всегда таковы, какими их может создать личность, и если мы ослабляем ее силу и способность творчества, мы губим все коллективности, и все на вид стройнейшие и глубочайшие обдуманные формы отношений государственных будут фактически гнилы и ничтожны. Даже с точки зрения политика, которому дорого только великое государство, его гением устраиваемое, нет пользы, если он для приобретения мира погубит личность. Не создаст он без нее ничего великого и, устранив накопленные до него запасы силы и творчества личности, быстро приведете государство к ничтожеству и распадению.

Таким образом, вопрос о личности прямо входит в политику. Устраивая общественные и государственные учреждения, рассматривая условия их совершенства, политика никогда не должна забывать при этом вопроса: как они сообразуются с личностью и как на ней отражаются их действия? Если окажется, что, создавая огромную коллективную силу, эти учреждения подрывают силу личности, это их осуждает, служит указанием, что их кажущееся совершенство есть иллюзия.

Однако политика часто относится к этому важнейшему вопросу с полным невниманием и даже иногда с некоторой враждебностью. Если в общей сложности во всех государствах делаются кое-какие, так сказать, "уступки" в пользу личности, то часто это делается как бы невольно, вследствие протеста личности и ее противодействия государственным планам, ее задушающим. Отсюда между личностью и государством возникает борьба, в которой для блага самого государства приходится иногда желать ему как можно больше поражений, так как всякая победа личности над удушающим ее строем служит к развитию и совершенству этого последнего.

Это - борьба за индивидуальность *, одно из величайших и наименее обследованных явлений социологии. Общество необходимо для личности как среда кооперации, но при этом неизбежно является давление средних рамок существования, которые именно потому, что они "средние", подавляют индивидуальность, т. е. самую суть личности. Таким образом, борьба личности и коллективности неизбежна, но горе коллективности, если она успевает при этом совсем подчинить себе личность: это начало смерти коллективности.

* У нас этим вопросом занимался известный писатель Н. К. Михайловский, сделавший, впрочем, гораздо меньше, чем позволяли надеяться его блестящие способности. Могу засвидетельствовать, что эта сила, когда-то довольно близко мне знакомая, в другой стране много бы создала для политической философии. Но у нас давление общества по истине ужасно для свободной работы ума. Маркой развитости общества вообще служит уважение к индивидуальности, к свободной работе личности, В русском образованном обществе такого уважения меньше, чем где бы то ни было. Наше общество понимает только "партии" и от всех требует непременно "партийной работы". Оно не представляет себе, чтоб человек мог быть "самим собой", и не сознает, что лишь работа такого человека вносит нечто в сокровищницу развития самого общества. От этого бесплодны наши таланты: покорившийся обществу тем самым перестает быть творческой силой; а упорствующий в сохранении своей личности становится "изгоем", и его сила гибнет не в творческой работе, а в простом "сопротивлении" деспотизму "общественного мнения".

В государственной политике пренебрежение или враждебность к "личности", "индивидуальности" проявляется очень легко, потому что основные законы творчества государства и личности противоположны. Государство действует принудительно и общими мерами. Личность творит только свободно и индивидуально. Эта противоположность принципов существования и творчества естественно может приводить к столкновениям, если только они не устраняются действием политической сознательности, которая должна внушить политике, что государство, для собственной выгоды, обязано беречь личность и сообразоваться в отношении ее не со своими, а и с ее внутренними законами. Дело в том, что личность требует именно самостоятельности, независимости, свободы, иначе она не может развивать творческой силы. Это - антитеза государственному творчеству. Но политическая сознательность должна понудить государство признать свободу, которая появляется в обществе только из-за личности, и только в тех отношениях, где необходима деятельность личности.

Таким образом, в связи с личностью в политике являются вопросы о свободе и праве, причем эти вопросы проявляются трояко: 1) в отношении личности человека, 2) в отношении члена социальных групп, 3) в отношении гражданина, то есть члена государства.

Потребности коллективности, наряду с этими свободами и правами, выдвигают противоположные требования обязанностей.

Мы видим отсюда, что в личности и через личность психология связывается с государственностью, и внутренние психологические силы связываются с государственными учреждениями. Все, что называется в политике правом и свободой - свобода и права гражданские и политические - все это вытекает из психологического факта самостоятельности личности, ее прирожденной свободы. Чем выше развита эта психологическая сила личности, тем могущественнее отражается это на свободе гражданской и политической. И наоборот - отношение к личности есть критерий государственной способности к совершенству.

Из различных форм власти выше та, которая с наибольшим вниманием относится к личности, испытывает наибольшее ее влияние, дает ей наибольший простор творчества. Способность государства к великому развитию в основе своей зависит от его отношения к личности, к допущению ее свободного творчества, особенно в сфере социальной, на которой держится государство. Поэтому мы и видим такие исторические примеры, что государство с очень сравнительно высоко и тонко развитыми управительными учреждениями, как Византия, оказалось гораздо менее жизнеспособным, чем очень грубые, полуварварские государства германские, которые имели только то преимущество, что давали свободу личному творчеству и создаваемому этим социальному строю.

В этом отношении должно, однако, различать очень важные оттенки условий.

В самой личности может проявляться высокий психологический тип, то есть личность данного племени по самым своим психологическим свойствам может быть очень сильна, способна развивать большую силу самостоятельности, хотя бы при этом была и неразвита, не сознавала своих сил и не умела еще их реализовывать. Может случиться наоборот, что личность данной национальности по природным силам довольно хила, но уже развита, т. е. реализовала всю сложность своих способностей бытия и действия. Государственность, развивающаяся на почве первого психологического типа, конечно, имеет данные на более великую жизнь, чем государство, имеющее почвой слабый психологический тип личности. Высшей же степени благоприятных условий государство достигает, когда имеет личность не только природно-сильную, но и развитую. Все это должно принимать во внимание как в наших исторических оценках государственности, так и в деле политического искусства.

То государство, которое умеет дать личности, как явлению психологическому, как "человеку", возможность увеличивать свою силу, укреплять и развивать ее, имеет перед собой великое будущее. Можно даже сказать, что если государство по самым несовершенствам своих органов оказывается по крайней мере хоть неспособным, вопреки желанию, задушить личность - человека, то и оно имеет большую будущность, нежели то, которое успешно развило на свою погибель средства задушать и ослаблять личность.

В отношениях государства к личности должно также различать два момента.

Основой является отношение к личности, как к "психологическому явленно", как к человеческому существу, разумному, этическому, чувствующему, желающему. Степень уважения к личности, как такому самобытному психологическому существу, сознание "естественного права" этого существа могут быть различны, хотя всегда до некоторой степени существуют. Орган государства, в котором проявляется это отношение, есть сама Верховная власть, ибо власти управительные имеют отношение лишь к гражданину, или если человеку, то не самому по себе, а уже поставленному под охрану государства. Только Верховная власть определяет эту охрану или терпимость государства в отношении самого "человека" независимо от его отношения к государству.

В способности оценить "личность человека", ее самобытность, ее естественное право, проявляется степень чуткости Верховной власти, ее способности к гуманитарному, культурному творчеству. От степени этой же способности зависит и способность данной Верховной власти к государственной жизнедеятельности вообще.

Но человеческая личность, кроме своего чисто человеческого существования, входит еще в государство, как член его, гражданин и подданный. Отсюда рождается та или иная система гражданской свободы и права, то или иное отношение государства к гражданской свободе и праву, то или иное их понимание и установка. Это есть дело развитости и искусства государственной мысли. Это есть область действия законодателя и политика.

Понятно, что природная чуткость власти к естественному праву может сопровождаться неразвитостью политического государственного сознания и, наоборот, при средней природной чуткости, может быть значительной развитость законодательной мысли и политического искусства. Наибольшая высота государственной деятельности получается, конечно, в том случае, если оба эти необходимые условия (т. е. чуткость Верховной власти и развитость ее мысли) соединяются. Но при исторических оценках наших необходимо помнить возможность несовпадения этих условий, чтобы не приписывать форме государственной власти того, что создано ее практической опытностью, и наоборот.