LV
Международные права государства.
По самой идее своей государство в международной жизни ничем юридически не ограничено. Будучи высшим человеческим союзом, достигшим создания Верховной власти, оно имеет в отношении окружающих государств право действовать, как заблагорассудит. Мировая жизнь нации и государства, проникновение их общечеловеческой идеей, нимало не изменяют этой юридической полноты независимости государства, так как общечеловеческая идея создает для каждого государства в отношении других только чисто нравственные обязанности.
Вследствие одинаковой державности всех государств, какие бы то ни было обязательные отношения между ними могут возникать только посредством свободного договора. Даже признание существования какого-либо государства и его независимости не обязательно для другого и делается или не делается только по его собственному соображению и решению. Вообще государство, как союз, состоящий под руководством Верховной власти, имеет юридически все права в отношении всего внешнего мира, и только само ограничивает себя посредством договоров. А мировая жизнь государства вносит и в его международные отношения некоторые правила, нравственно для него обязательные, как вошедшие в идеократаческое содержание его Верховной власти.
Содержания договоров, и эти нравственные правила, дают основу для так называемого международного права. Но твердость принципов международного права очень невелика, так как в международной жизни нет силы, способной поддержать право.
Наиболее твердое основание международного права могут составлять общечеловеческие нравственные правила, которые признаны всеми державами в их внутреннем законе, в отношении отдельных личностей и ассоциации личностей. Эти правила соблюдаются каждой державой в отношении чужих подданных не в силу "прав" чужой державы (если они еще не признаны договором), а в силу собственного чувства справедливости. Но и в этом отношении много условного. Так, например, в международном праве доселе не признано даже - можно ли начинать войну без предварительного ее объявления?
Человеческая порядочность, восстающая против всякого вероломства, всякого нарушения доверия, требует предварительного объявления войны. Это требование, казалось бы, тем сильнее, что по внутренним законам всех культурных стран ни полиция, ни войска не начинают насильственных действий против толпы без предупреждения. Итак, культурные государства признают, что при разрыве мира обязательно предварительное объявление войны, но в международных отношениях право настолько мало существует, что даже это правило соблюдается только теми, кто связан нравственным законом. Япония напала на Россию без объявления войны, точно так же поступала неоднократно Англия. Чисто нравственные побуждения в обеих странах, очевидно, недостаточно сильны, чтобы победить соблазн той выгоды, какую дает нападение врасплох.
И какая же сила поддержит в данном случае право и накажет за нарушение обязанности? Такой силы нет *.
* В настоящем столкновении с Россией, напротив, "виновная" Япония получила все награды, всю гегемонию на Дальнем Востоке, и Россия отдала ей не только престиж и огромные имущества (в Порт-Артуре, Дальнем, железную дорогу, аренду, права рыбной ловли), но даже свою собственную территорию. Южный Сахалин, не возвратив себе даже Курильских островов, в обмен на которые в 1875 г. получила Южный Сахалин, Виновная сторона никакого наказания не потерпела только потому, что японское правительство оказалось сильнее русского правительства. Это яркий пример того, что в международных отношениях все решает сила державы. Россия, как нация, втрое или в четверо сильнее Японии, но держава России оказалась слабее японской, и в результате "право силы" решило спор против русской нации. Отсюда видно, что в международной политике всю заботу нации должна составлять силе государства (материальная, умственная и духовная), ибо исключительно этой силой решается в международных отношениях все.
Необходимость сношений вызывает договоры между державами. В них государство само ограничивает свое полноправие и принимает на себя известные обязательства в отношении другой державы. Договор до некоторой степени аналогичен закону, но между ними есть также коренное различие. Закон есть предписание, договор простое соглашение. Закон не может быть отменен подданным. Договор может быть прекращен каждой стороной простым заявлением о нежелании его дальнейшего соблюдения. Принято соблюдать до конца срочные договоры, но никто не помешает государству прекратить договор и до срока, если оно находит для того достаточно серьезные побуждения.
Власти, которая бы помешала этому, нет, ибо силы - нет. Только оружие другой стороны может вынудить к соблюдению договора, но и при этом побеждает не право, а сила.
Более значительной силы международному праву и невозможно придать, потому что в международных отношениях возможно лишь соглашение, а не закон.
Причины такого положения вещей заключаются в том, что каждое государство руководится державной. Верховной властью, имеющей всю полноту права, а в то же время и полноту обязанностей в отношении своего государства и нации. Обязанность Власти заботиться исключительно об интересах своего государства. В отношении других ему никто не давал ни прав, ни обязанностей. Соглашения (договора), вредного для государства, правительство даже не имеет право заключать, исключая случаев force majore [135], но в таком случае обязано немедленно прекратить вынужденное соглашение, как только это ему дозволяет соотношение сил.
Вообще Верховная власть государства в отношении других держав не имеет права отказываться от своей независимости, не имеет орава поставить какую-нибудь международную власть выше себя. Это значило бы отнять у себя верховенство и передать его кому-то другому, на что государство не имеет права. Это было бы его изменой перед нацией, которая создала Верховную власть для своей независимости, а не для того, чтобы эта Верховная власть подчинила нацию чуждой власти.
Даже участие нации и государства в общечеловеческой жизни, налагающее на Верховную власть известные нравственные обязанности в отношении общечеловеческого интереса, хотя бы он проявлялся и по ту сторону границы, даже и это не ограничивает державности и независимости государства в отношении других держав, но наоборот, усиливает эту независимость и ослабляет значение международных договоров. Так, например, невмешательство во внутренние дела чужого государства составляет одно из наиболее признанных правил международных отношений. Но это правило нарушается (с полным правом) как во имя интересов своей страны, так и во имя интересов общечеловеческих. Во имя человечности европейские державы вмешивались во внутренние дела Турции и требовали у султана внутренних реформ. Во время греческого восстания европейские державы не только вмешались во внутренние дела Турция, но без объявления войны истребили турецкий флот [136]. Последнее обстоятельство было вынуждено тем, что Турецкая армия, поддержанная флотом, начала поголовную резню греков, и союзному флоту, чтобы попытаться силою прекратить бесчеловечие, не было времени дожидаться формального объявления войны.
Болгария составляла часть Турецкой империи, но Россия не усомнилась силой заставить Турцию дать этой провинции самостоятельность и т. д. [137]
Таким образом, государства считают общечеловеческие интересы выше международного права. Но и внутренние интересы державы совершенно достаточны, чтобы нарушать то, что другие державы считают своим неотъемлемым правом. Если бы, например, Россия оказалась несостоятельной поддержать порядок в Польше, и это угрожало бы переносом волнении в Познань, то, конечно, Германия ни минуты не стеснилась бы перед оккупацией русского Привислинья...
Вообще для государства мерило всех действий составляет интерес своей нации, а права или интересы других держав приходится охранять им самим.
Такое соотношение государств лежит в самой природе их, как верховных державных союзов. Только сила может понудить державный союз отрешиться от обязанности осуществлять интерес своей нации, и это тем в большей степени, чем сильнее данная нация проникнута интересом общечеловеческим.
Поэтому когда две державы сталкиваются в своих кровных интересах, то единственное средство разрешить спор представляет сила, война. Право на войну составляет прямое последствие обязанности государства защищать интересы своей нации и общечеловеческие интересы.
Разумеется, война есть явление тяжелое, и благоразумие побуждает государство попытаться решить дело мирным соглашением. Но для очень серьезных интересов его не может быть. Так, например, для Англии при независимости Южно-Африканских Республик, невозможна была бы установка законченной экономической политики в Африке. А потому англичане готовы были дать "африкандерам" все гражданские права, все обеспечения личности, труда, самоуправления... Одно было несовместимо с интересами Англии: державность Южной Африки, и раздавить ее английское правительство сочло обязанностью перед своей Страной [138].
Так было и будет до тех пор, пока не существует всемирного государства, которое бы сосредоточило у себя всемирную силу принуждения. Пока верховными державными союзами являются отдельные национальные государства, сила их была и останется ultima ratio [139] в решении того, чей интерес должен восторжествовать и чей уступить.
А потому государство обязано иметь способность развить военную силу, иначе же не должно и существовать. Без этого оно есть фальсификация власти, не способно к обязанностям власти, а стало быть, не имеет и права на власть и на государственное существование.
У людей, как известно, есть мечта обойти эту логику вещей, заменив войну международным решением споров между государствами. Но эта идея чужда сознания политической реальности. Она истекает из мысли о мировой жизни нации. Но, как сказано уже, мировое, общечеловеческое существование наций и международное их существование имеет совершенно различные законы. Мировое существование развивает силу нравственную, но не власть, способную к принуждению.
В делах мелочных, конечно, возможен международный суд в качестве третейского, добровольно выбранного. Но даже и в этом случае было бы гораздо рациональнее выбирать третейским судьей отдельное частное лицо, которое можно предположить незаинтересованным, а потому беспристрастным. В отношении же каких-либо держав такое предположение совершенно чуждо сознания действительности. Споры одних держав всегда так или иначе касаются интересов других держав. Беспристрастия тут ни у одной якобы "посторонней" державы не может быть и не бывает.
Сверх того, обязанность каждого правительства состоит в том, чтобы достигать осуществления интереса своей страны, а вовсе не отвлеченной справедливости, для которой в междугосударственных столкновениях не существует никакого прочного и бесспорного мерила.
В чем оно? Право национальности на независимость есть совершенно произвольное положение. Нельзя даже определить, что такое "национальность"? Права тех или других народов на территории тоже все спорны. С общечеловеческой, нравственной точки зрения нельзя даже утверждать, будто бы племя, случайно занявшее богатую область, имеет исключительное право на нее, а племя, случайно загнанное историей в бесплодную тундру, обязано вечно ею довольствоваться, не имя права требовать себе у счастливых соседей частички доставшихся им благ природы. Нельзя также отрицать с общечеловеческой точки зрения, чтобы государство, умевшее развить культуру и высокую, благородную жизнь, не имело права силой подчинить себе другое государство, создавшее строй дикий и развращающий народы...
Весьма часто нет такого ума, кроме Божьего, который бы способен был решить, на чьей стороне высшая справедливость в международных спорах. Всякое же правительство должно в этих случаях помнить свой долг перед собственной нацией. Нации создают себе Верховную власть не для других, а для себя. Эта Верховная власть и ее государство, обязаны заботиться об интересах своей нации и о поддержании этих интересов в мире среди других народов. Отдавать же судьбу интересов своего народа в чужие руки, подчинять его решению чужих держав правительство не имеет права. Это идея не государственная, а вотчинная, чуждая сознанию обязанности перед нацией и государством. Но такое правительство не может долго существовать, так как сомкнувшаяся в государство нация не допустит столь произвольного распоряжения своими судьбами.
Таким образом, идея упразднить личное решение государствами спорных пунктов своих интересов не только теоретически не состоятельна, но и практически неисполнима, за отсутствием силы способной ее осуществить.
Международные права государства.
По самой идее своей государство в международной жизни ничем юридически не ограничено. Будучи высшим человеческим союзом, достигшим создания Верховной власти, оно имеет в отношении окружающих государств право действовать, как заблагорассудит. Мировая жизнь нации и государства, проникновение их общечеловеческой идеей, нимало не изменяют этой юридической полноты независимости государства, так как общечеловеческая идея создает для каждого государства в отношении других только чисто нравственные обязанности.
Вследствие одинаковой державности всех государств, какие бы то ни было обязательные отношения между ними могут возникать только посредством свободного договора. Даже признание существования какого-либо государства и его независимости не обязательно для другого и делается или не делается только по его собственному соображению и решению. Вообще государство, как союз, состоящий под руководством Верховной власти, имеет юридически все права в отношении всего внешнего мира, и только само ограничивает себя посредством договоров. А мировая жизнь государства вносит и в его международные отношения некоторые правила, нравственно для него обязательные, как вошедшие в идеократаческое содержание его Верховной власти.
Содержания договоров, и эти нравственные правила, дают основу для так называемого международного права. Но твердость принципов международного права очень невелика, так как в международной жизни нет силы, способной поддержать право.
Наиболее твердое основание международного права могут составлять общечеловеческие нравственные правила, которые признаны всеми державами в их внутреннем законе, в отношении отдельных личностей и ассоциации личностей. Эти правила соблюдаются каждой державой в отношении чужих подданных не в силу "прав" чужой державы (если они еще не признаны договором), а в силу собственного чувства справедливости. Но и в этом отношении много условного. Так, например, в международном праве доселе не признано даже - можно ли начинать войну без предварительного ее объявления?
Человеческая порядочность, восстающая против всякого вероломства, всякого нарушения доверия, требует предварительного объявления войны. Это требование, казалось бы, тем сильнее, что по внутренним законам всех культурных стран ни полиция, ни войска не начинают насильственных действий против толпы без предупреждения. Итак, культурные государства признают, что при разрыве мира обязательно предварительное объявление войны, но в международных отношениях право настолько мало существует, что даже это правило соблюдается только теми, кто связан нравственным законом. Япония напала на Россию без объявления войны, точно так же поступала неоднократно Англия. Чисто нравственные побуждения в обеих странах, очевидно, недостаточно сильны, чтобы победить соблазн той выгоды, какую дает нападение врасплох.
И какая же сила поддержит в данном случае право и накажет за нарушение обязанности? Такой силы нет *.
* В настоящем столкновении с Россией, напротив, "виновная" Япония получила все награды, всю гегемонию на Дальнем Востоке, и Россия отдала ей не только престиж и огромные имущества (в Порт-Артуре, Дальнем, железную дорогу, аренду, права рыбной ловли), но даже свою собственную территорию. Южный Сахалин, не возвратив себе даже Курильских островов, в обмен на которые в 1875 г. получила Южный Сахалин, Виновная сторона никакого наказания не потерпела только потому, что японское правительство оказалось сильнее русского правительства. Это яркий пример того, что в международных отношениях все решает сила державы. Россия, как нация, втрое или в четверо сильнее Японии, но держава России оказалась слабее японской, и в результате "право силы" решило спор против русской нации. Отсюда видно, что в международной политике всю заботу нации должна составлять силе государства (материальная, умственная и духовная), ибо исключительно этой силой решается в международных отношениях все.
Необходимость сношений вызывает договоры между державами. В них государство само ограничивает свое полноправие и принимает на себя известные обязательства в отношении другой державы. Договор до некоторой степени аналогичен закону, но между ними есть также коренное различие. Закон есть предписание, договор простое соглашение. Закон не может быть отменен подданным. Договор может быть прекращен каждой стороной простым заявлением о нежелании его дальнейшего соблюдения. Принято соблюдать до конца срочные договоры, но никто не помешает государству прекратить договор и до срока, если оно находит для того достаточно серьезные побуждения.
Власти, которая бы помешала этому, нет, ибо силы - нет. Только оружие другой стороны может вынудить к соблюдению договора, но и при этом побеждает не право, а сила.
Более значительной силы международному праву и невозможно придать, потому что в международных отношениях возможно лишь соглашение, а не закон.
Причины такого положения вещей заключаются в том, что каждое государство руководится державной. Верховной властью, имеющей всю полноту права, а в то же время и полноту обязанностей в отношении своего государства и нации. Обязанность Власти заботиться исключительно об интересах своего государства. В отношении других ему никто не давал ни прав, ни обязанностей. Соглашения (договора), вредного для государства, правительство даже не имеет право заключать, исключая случаев force majore [135], но в таком случае обязано немедленно прекратить вынужденное соглашение, как только это ему дозволяет соотношение сил.
Вообще Верховная власть государства в отношении других держав не имеет права отказываться от своей независимости, не имеет орава поставить какую-нибудь международную власть выше себя. Это значило бы отнять у себя верховенство и передать его кому-то другому, на что государство не имеет права. Это было бы его изменой перед нацией, которая создала Верховную власть для своей независимости, а не для того, чтобы эта Верховная власть подчинила нацию чуждой власти.
Даже участие нации и государства в общечеловеческой жизни, налагающее на Верховную власть известные нравственные обязанности в отношении общечеловеческого интереса, хотя бы он проявлялся и по ту сторону границы, даже и это не ограничивает державности и независимости государства в отношении других держав, но наоборот, усиливает эту независимость и ослабляет значение международных договоров. Так, например, невмешательство во внутренние дела чужого государства составляет одно из наиболее признанных правил международных отношений. Но это правило нарушается (с полным правом) как во имя интересов своей страны, так и во имя интересов общечеловеческих. Во имя человечности европейские державы вмешивались во внутренние дела Турции и требовали у султана внутренних реформ. Во время греческого восстания европейские державы не только вмешались во внутренние дела Турция, но без объявления войны истребили турецкий флот [136]. Последнее обстоятельство было вынуждено тем, что Турецкая армия, поддержанная флотом, начала поголовную резню греков, и союзному флоту, чтобы попытаться силою прекратить бесчеловечие, не было времени дожидаться формального объявления войны.
Болгария составляла часть Турецкой империи, но Россия не усомнилась силой заставить Турцию дать этой провинции самостоятельность и т. д. [137]
Таким образом, государства считают общечеловеческие интересы выше международного права. Но и внутренние интересы державы совершенно достаточны, чтобы нарушать то, что другие державы считают своим неотъемлемым правом. Если бы, например, Россия оказалась несостоятельной поддержать порядок в Польше, и это угрожало бы переносом волнении в Познань, то, конечно, Германия ни минуты не стеснилась бы перед оккупацией русского Привислинья...
Вообще для государства мерило всех действий составляет интерес своей нации, а права или интересы других держав приходится охранять им самим.
Такое соотношение государств лежит в самой природе их, как верховных державных союзов. Только сила может понудить державный союз отрешиться от обязанности осуществлять интерес своей нации, и это тем в большей степени, чем сильнее данная нация проникнута интересом общечеловеческим.
Поэтому когда две державы сталкиваются в своих кровных интересах, то единственное средство разрешить спор представляет сила, война. Право на войну составляет прямое последствие обязанности государства защищать интересы своей нации и общечеловеческие интересы.
Разумеется, война есть явление тяжелое, и благоразумие побуждает государство попытаться решить дело мирным соглашением. Но для очень серьезных интересов его не может быть. Так, например, для Англии при независимости Южно-Африканских Республик, невозможна была бы установка законченной экономической политики в Африке. А потому англичане готовы были дать "африкандерам" все гражданские права, все обеспечения личности, труда, самоуправления... Одно было несовместимо с интересами Англии: державность Южной Африки, и раздавить ее английское правительство сочло обязанностью перед своей Страной [138].
Так было и будет до тех пор, пока не существует всемирного государства, которое бы сосредоточило у себя всемирную силу принуждения. Пока верховными державными союзами являются отдельные национальные государства, сила их была и останется ultima ratio [139] в решении того, чей интерес должен восторжествовать и чей уступить.
А потому государство обязано иметь способность развить военную силу, иначе же не должно и существовать. Без этого оно есть фальсификация власти, не способно к обязанностям власти, а стало быть, не имеет и права на власть и на государственное существование.
У людей, как известно, есть мечта обойти эту логику вещей, заменив войну международным решением споров между государствами. Но эта идея чужда сознания политической реальности. Она истекает из мысли о мировой жизни нации. Но, как сказано уже, мировое, общечеловеческое существование наций и международное их существование имеет совершенно различные законы. Мировое существование развивает силу нравственную, но не власть, способную к принуждению.
В делах мелочных, конечно, возможен международный суд в качестве третейского, добровольно выбранного. Но даже и в этом случае было бы гораздо рациональнее выбирать третейским судьей отдельное частное лицо, которое можно предположить незаинтересованным, а потому беспристрастным. В отношении же каких-либо держав такое предположение совершенно чуждо сознания действительности. Споры одних держав всегда так или иначе касаются интересов других держав. Беспристрастия тут ни у одной якобы "посторонней" державы не может быть и не бывает.
Сверх того, обязанность каждого правительства состоит в том, чтобы достигать осуществления интереса своей страны, а вовсе не отвлеченной справедливости, для которой в междугосударственных столкновениях не существует никакого прочного и бесспорного мерила.
В чем оно? Право национальности на независимость есть совершенно произвольное положение. Нельзя даже определить, что такое "национальность"? Права тех или других народов на территории тоже все спорны. С общечеловеческой, нравственной точки зрения нельзя даже утверждать, будто бы племя, случайно занявшее богатую область, имеет исключительное право на нее, а племя, случайно загнанное историей в бесплодную тундру, обязано вечно ею довольствоваться, не имя права требовать себе у счастливых соседей частички доставшихся им благ природы. Нельзя также отрицать с общечеловеческой точки зрения, чтобы государство, умевшее развить культуру и высокую, благородную жизнь, не имело права силой подчинить себе другое государство, создавшее строй дикий и развращающий народы...
Весьма часто нет такого ума, кроме Божьего, который бы способен был решить, на чьей стороне высшая справедливость в международных спорах. Всякое же правительство должно в этих случаях помнить свой долг перед собственной нацией. Нации создают себе Верховную власть не для других, а для себя. Эта Верховная власть и ее государство, обязаны заботиться об интересах своей нации и о поддержании этих интересов в мире среди других народов. Отдавать же судьбу интересов своего народа в чужие руки, подчинять его решению чужих держав правительство не имеет права. Это идея не государственная, а вотчинная, чуждая сознанию обязанности перед нацией и государством. Но такое правительство не может долго существовать, так как сомкнувшаяся в государство нация не допустит столь произвольного распоряжения своими судьбами.
Таким образом, идея упразднить личное решение государствами спорных пунктов своих интересов не только теоретически не состоятельна, но и практически неисполнима, за отсутствием силы способной ее осуществить.