IV
Европейских рабочих стращают, что, покидая такой прекрасный "идеал", они остаются без всякого идеала.
Правда ли это? Неужели европейская культура до того выдохлась, что не может дать ничего взамен даже такого явно ничтожного идеала, как социалистический? Многие признаки заставляют опасаться этого. Нельзя не признать, что наиболее глубокомысленное социальное учение, выработанное в Европе, то есть доктрина Ле Пле, отличается действительно скорее здравомыслием, нежели идеальностью, способной одухотворить жизнь. Это система общественного благоразумия, несколько напоминающая по своему типу философию Конфуция, столь же практически премудрую и также не дающую места великим целям и подвигам. Ту же сухость и рассудочность представляют вообще все течения европейской мысли, сколько-нибудь противополагаемые "революции". Но если бы Европа и не могла противопоставить учению социальной революции никакого более высокого идеала (о чем лучше знать самой Европе), то совершенно не в таком положении находимся мы, русские.
Прав или не прав П. Эрнст в отношении немецких рабочих, но его упреки были бы самой слепой неправдой в отношении русских рабочих. Нашей русской интеллигенции стоит только стряхнуть чары и цепи привитых европейских понятий и оглянуться на коренные русские идеалы своей родины, чтобы увидеть, что для нас покидание социалистических идеалов приносит не понижение, не жизнь без идеала, а возвращение к величайшему человеческому идеалу жизни.
Этот идеал не какой-нибудь "классовуй". Он принадлежит одинаково русскому крестьянину или рабочему, дворянину или сановнику, купцу или промышленнику - у всех он может жить в душе и для всех одинаково способен освещать их путь жизни, их обыденные старания к улучшению своего быта и их высокие подвиги, полные личного самоотречения. Это идеал не какой-либо "новый" или "старый", потому что одинаково приложим к прошлому, настоящему и будущему.
Он основан на понимании смысла человеческой жизни, Богом созданной и от Него получившей свои законы и свои цели здесь, на земле, и там - далеко, в вечном загробном существовании.
Еще первым людям при их сотворении дана была заповедь "возделывать и хранить" полученную от Бога землю. Затем были указаны Моисею главные законы человеческого общества. Затем были нам открыты Самим Спасителем вечные цели нашей жизни и высшие основы нравственности. И все это было передано нашим предкам, основавшим Святую Русь, то есть Русь, живущую не по своим произвольным фантазиям, а свято, по закону Божественному. Этот идеал Святой Руси хранится нами и до сих пор, как будет нами передан детям и внукам.
Наш вековечный идеал состоит не в том, чтобы разрушать свое общество, а в том, чтобы хранить его и улучшать, вести по возможности к совершенству. Мы желаем жить в таком государстве, которое дает всем здесь, на земле, тихое и благоденственное житие, по справедливости, по законам христианским, без ненависти и без эксплуатации, но в благосостоянии и доброй нравственности. Мы не желаем господства какого-нибудь класса и не желаем борьбы за власть, а потому в нашем идеале Верховная власть выделена из классов, сословий и партий и вручена единому лицу - Царю, которому все одинаково подчинены и все перед ним равны. Он же должен всех одинаково любить и о всех одинаково заботиться, давая за все ответ Богу, Который поставил его на царство. Поэтому Царь наш освящается Церковью и не может быть Царем, если не принадлежит к сынам Церкви, к которой и мы все принадлежим, и, по торжественному обету перед Богом, правит нами как отец детьми.
В нашем идеале - не разделение, а союз: союз людей с Богом, государства с Церковью и братский союз людей между собой. В этом союзе все равны перед Богом и перед Царем и все имеют свободу на все доброе, на злое же сами не желают иметь ее. В этом едином союзе все мы, если только исполняем свой долг перед Богом и перед Царем, не только повинуемся, не только исполняем приказ, но все сознательно работаем на устроение нашей общей великой Семьи - Святой Руси, заботясь о справедливости в нашей жизни и о том, чтобы все могли развиваться и восходить по мере сил к совершенству, взаимно помогая в этом друг другу.
В православный идеал Святой Руси как бы залегло вечное воспоминание великой первосвященнической молитвы Спасителя: "Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня".
Слабым человеческим силам недостижимо осуществление этого идеала здесь, на земле, среди людей, только полагающих начатки своего духовного развития. Все, чего мы здесь достигаем, - не более как бледные проблески Божественного идеала. Но наша задача - постоянно воздвигать и поддерживать все отражающее здесь его проблески, исправлять все их угашающее, стараясь все ближе подходить к задаче, пока Господь не судит быть концу этого мира и наступлению нового...
Вот кто создаст новый мир - Царствие Божие... Это - дело Божие. Наша же, человеческая, задача - не разрушать, а хранить и возделывать этот мир, данный на наш удел и попечение, пока не "исполнится полнота времен".
Таков идеал Святой Руси. Он не классовуй, не сословный, а христианский. Он выше всех классовых идеалов, которые основаны на господстве какого-нибудь сословия. Сословные идеалы изменяются смотря по тому, кто победит. Этот же никогда не изменяется, потому что основан на Божественном законе, и он освещает все стороны и запросы жизни - как личной, так и общественной.
V
Немецкий социал-демократ находит, что люди, посвящающие свои усилия для улучшения, очищения и некоторого обогащения жизни городского рабочего населения, тем самым "изменяют идеалу". Его революционный идеал не способен осветить и осмыслить эту задачу современного рабочего вопроса.
Но что касается русского идеала, то и сами рабочие, и люди, им помогающие - частными ли усилиями, содействием ли правительственной власти или в качестве хозяев и предпринимателей промышленных учреждений, - всем этим только служили бы своему идеалу.
Когда сам русский промышленный рабочий начинает заботиться о своем благосостоянии, об охране своих прав, об организации своего класса, он не погружается в животную жизнь без идеала, а, напротив, начинает жить сознательной, идеальной жизнью, и все ему помогающие, как и он сам, служат всей России, а стало быть, и всему человечеству, насколько Россия способна дать ему пример.
Стоит только вникнуть в положение вещей и в требования нашего идеала, чтобы легко понять это.
Массы русского народа, находящиеся в городах и крупных фабричных центрах, имеют вокруг себя, в сущности, наибольшие во всей стране средства для развития. Здесь, в центрах, много людей образованных, здесь музеи, библиотеки, журналы и газеты, здесь главные пункты управления страной, здесь сосредоточены все главные, полезные и вредные, силы, действующие на всю Россию и отзывающиеся своим действием во всякой глухой деревушке.
Жители деревенских захолустий с трудом могут узнавать и наблюдать все эти полезные и вредные силы. Рабочие городские, напротив, - очень легко и удобно. Через них повышенное развитие могло бы передаваться всей стране. Но для того чтобы они могли воспользоваться развивающими средствами города, им совершенно необходимо некоторое благосостояние, некоторое свободное время и некоторое умственное развитие.
Если рабочий с утра до ночи сидит за станком или бьет молотом раскаленную чугунку, имея потом время только кое-как поесть да кое-как выспаться, если у него при этом не остается лишнего гроша на расходы, неизбежные для сколько-нибудь развитой человеческой жизни, то он погружается в чисто животное существование и разве только трактирной попойкой иной раз встряхнет свои отупелые нервы, втягиваясь на этом пути в пьяный разгул и пьяный дебош.
Если при этом еще его права как члена русского общества нарушаются и его достоинство безнаказанно оскорбляется разными пиявками и эксплуататорами, то этот человек и нравственно тупеет, погружаясь в рабское бесчувствие, из которого выходит только для какого-нибудь безумного бунта, очень похожего на то же пьяное буйство. Я не говорю, чтобы наше фабрично-заводское население находилось в таком ужасном состоянии, в какое попадал европейский пролетариат. Однако и у нас его положение представляет немало язв, которые невозможно запускать, но должно излечивать.
Попадая же в такое положение, рабочий, понятно, не развивается, а только развращается городом, и вместо благ, которые можно бы вынести из городской жизни, выносит только злое для себя и для других. Если таких людей набираются целые миллионы - это выходит бедствие для всей страны. Ибо подобные отупелые люди могут ли быть годны для своих ближних и своего отечества?
Наоборот, все, что изменяет к лучшему положение рабочего класса, дает ему больше средств, больше времени, больше развития и обеспечения прав, больше разумной самодеятельности, - все это приносит благо не только каждому отдельному рабочему, но и всей России.
Мы все считаемся православными и сынами Церкви. Но человек, задавленный с раннего детства и до старческого истощения сил однообразной тяжелой работой, - всегда ли он найдет время подумать о своей душе, о высших целях и запросах человеческой жизни, об основаниях и содержании истинной веры, о положении, нуждах, благоустройстве и правах Церкви? А ведь мы все составляем самое ее тело, как выражено в Послании восточных патриархов. Мы называемся сынами Церкви, от нас зависит вся ее поддержка. Но что выйдет, если мы даже и не знаем о ней ничего и не живем сознательной церковной жизнью? Какое же это "тело Церкви"? Слабое, гнилое, недостойное и не способное содержать в себе Церковь Христову. Много вреда принесено было христианству и России религиозной неразвитостью и бессознательностью даже и в старое время, но эта язва угрожает ныне развиться в городском населении, при его нынешних условиях жизни, как еще никогда не было на Руси.
С точки зрения наших христианских идеалов и обязанностей, это положение требует исправления по всей России, и городской рабочий в этом отношении может очень многое сделать для всего народа, если будет усиливаться его собственная развитость, церковная сознательность и религиозная нравственность.
Европейских рабочих стращают, что, покидая такой прекрасный "идеал", они остаются без всякого идеала.
Правда ли это? Неужели европейская культура до того выдохлась, что не может дать ничего взамен даже такого явно ничтожного идеала, как социалистический? Многие признаки заставляют опасаться этого. Нельзя не признать, что наиболее глубокомысленное социальное учение, выработанное в Европе, то есть доктрина Ле Пле, отличается действительно скорее здравомыслием, нежели идеальностью, способной одухотворить жизнь. Это система общественного благоразумия, несколько напоминающая по своему типу философию Конфуция, столь же практически премудрую и также не дающую места великим целям и подвигам. Ту же сухость и рассудочность представляют вообще все течения европейской мысли, сколько-нибудь противополагаемые "революции". Но если бы Европа и не могла противопоставить учению социальной революции никакого более высокого идеала (о чем лучше знать самой Европе), то совершенно не в таком положении находимся мы, русские.
Прав или не прав П. Эрнст в отношении немецких рабочих, но его упреки были бы самой слепой неправдой в отношении русских рабочих. Нашей русской интеллигенции стоит только стряхнуть чары и цепи привитых европейских понятий и оглянуться на коренные русские идеалы своей родины, чтобы увидеть, что для нас покидание социалистических идеалов приносит не понижение, не жизнь без идеала, а возвращение к величайшему человеческому идеалу жизни.
Этот идеал не какой-нибудь "классовуй". Он принадлежит одинаково русскому крестьянину или рабочему, дворянину или сановнику, купцу или промышленнику - у всех он может жить в душе и для всех одинаково способен освещать их путь жизни, их обыденные старания к улучшению своего быта и их высокие подвиги, полные личного самоотречения. Это идеал не какой-либо "новый" или "старый", потому что одинаково приложим к прошлому, настоящему и будущему.
Он основан на понимании смысла человеческой жизни, Богом созданной и от Него получившей свои законы и свои цели здесь, на земле, и там - далеко, в вечном загробном существовании.
Еще первым людям при их сотворении дана была заповедь "возделывать и хранить" полученную от Бога землю. Затем были указаны Моисею главные законы человеческого общества. Затем были нам открыты Самим Спасителем вечные цели нашей жизни и высшие основы нравственности. И все это было передано нашим предкам, основавшим Святую Русь, то есть Русь, живущую не по своим произвольным фантазиям, а свято, по закону Божественному. Этот идеал Святой Руси хранится нами и до сих пор, как будет нами передан детям и внукам.
Наш вековечный идеал состоит не в том, чтобы разрушать свое общество, а в том, чтобы хранить его и улучшать, вести по возможности к совершенству. Мы желаем жить в таком государстве, которое дает всем здесь, на земле, тихое и благоденственное житие, по справедливости, по законам христианским, без ненависти и без эксплуатации, но в благосостоянии и доброй нравственности. Мы не желаем господства какого-нибудь класса и не желаем борьбы за власть, а потому в нашем идеале Верховная власть выделена из классов, сословий и партий и вручена единому лицу - Царю, которому все одинаково подчинены и все перед ним равны. Он же должен всех одинаково любить и о всех одинаково заботиться, давая за все ответ Богу, Который поставил его на царство. Поэтому Царь наш освящается Церковью и не может быть Царем, если не принадлежит к сынам Церкви, к которой и мы все принадлежим, и, по торжественному обету перед Богом, правит нами как отец детьми.
В нашем идеале - не разделение, а союз: союз людей с Богом, государства с Церковью и братский союз людей между собой. В этом союзе все равны перед Богом и перед Царем и все имеют свободу на все доброе, на злое же сами не желают иметь ее. В этом едином союзе все мы, если только исполняем свой долг перед Богом и перед Царем, не только повинуемся, не только исполняем приказ, но все сознательно работаем на устроение нашей общей великой Семьи - Святой Руси, заботясь о справедливости в нашей жизни и о том, чтобы все могли развиваться и восходить по мере сил к совершенству, взаимно помогая в этом друг другу.
В православный идеал Святой Руси как бы залегло вечное воспоминание великой первосвященнической молитвы Спасителя: "Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня".
Слабым человеческим силам недостижимо осуществление этого идеала здесь, на земле, среди людей, только полагающих начатки своего духовного развития. Все, чего мы здесь достигаем, - не более как бледные проблески Божественного идеала. Но наша задача - постоянно воздвигать и поддерживать все отражающее здесь его проблески, исправлять все их угашающее, стараясь все ближе подходить к задаче, пока Господь не судит быть концу этого мира и наступлению нового...
Вот кто создаст новый мир - Царствие Божие... Это - дело Божие. Наша же, человеческая, задача - не разрушать, а хранить и возделывать этот мир, данный на наш удел и попечение, пока не "исполнится полнота времен".
Таков идеал Святой Руси. Он не классовуй, не сословный, а христианский. Он выше всех классовых идеалов, которые основаны на господстве какого-нибудь сословия. Сословные идеалы изменяются смотря по тому, кто победит. Этот же никогда не изменяется, потому что основан на Божественном законе, и он освещает все стороны и запросы жизни - как личной, так и общественной.
V
Немецкий социал-демократ находит, что люди, посвящающие свои усилия для улучшения, очищения и некоторого обогащения жизни городского рабочего населения, тем самым "изменяют идеалу". Его революционный идеал не способен осветить и осмыслить эту задачу современного рабочего вопроса.
Но что касается русского идеала, то и сами рабочие, и люди, им помогающие - частными ли усилиями, содействием ли правительственной власти или в качестве хозяев и предпринимателей промышленных учреждений, - всем этим только служили бы своему идеалу.
Когда сам русский промышленный рабочий начинает заботиться о своем благосостоянии, об охране своих прав, об организации своего класса, он не погружается в животную жизнь без идеала, а, напротив, начинает жить сознательной, идеальной жизнью, и все ему помогающие, как и он сам, служат всей России, а стало быть, и всему человечеству, насколько Россия способна дать ему пример.
Стоит только вникнуть в положение вещей и в требования нашего идеала, чтобы легко понять это.
Массы русского народа, находящиеся в городах и крупных фабричных центрах, имеют вокруг себя, в сущности, наибольшие во всей стране средства для развития. Здесь, в центрах, много людей образованных, здесь музеи, библиотеки, журналы и газеты, здесь главные пункты управления страной, здесь сосредоточены все главные, полезные и вредные, силы, действующие на всю Россию и отзывающиеся своим действием во всякой глухой деревушке.
Жители деревенских захолустий с трудом могут узнавать и наблюдать все эти полезные и вредные силы. Рабочие городские, напротив, - очень легко и удобно. Через них повышенное развитие могло бы передаваться всей стране. Но для того чтобы они могли воспользоваться развивающими средствами города, им совершенно необходимо некоторое благосостояние, некоторое свободное время и некоторое умственное развитие.
Если рабочий с утра до ночи сидит за станком или бьет молотом раскаленную чугунку, имея потом время только кое-как поесть да кое-как выспаться, если у него при этом не остается лишнего гроша на расходы, неизбежные для сколько-нибудь развитой человеческой жизни, то он погружается в чисто животное существование и разве только трактирной попойкой иной раз встряхнет свои отупелые нервы, втягиваясь на этом пути в пьяный разгул и пьяный дебош.
Если при этом еще его права как члена русского общества нарушаются и его достоинство безнаказанно оскорбляется разными пиявками и эксплуататорами, то этот человек и нравственно тупеет, погружаясь в рабское бесчувствие, из которого выходит только для какого-нибудь безумного бунта, очень похожего на то же пьяное буйство. Я не говорю, чтобы наше фабрично-заводское население находилось в таком ужасном состоянии, в какое попадал европейский пролетариат. Однако и у нас его положение представляет немало язв, которые невозможно запускать, но должно излечивать.
Попадая же в такое положение, рабочий, понятно, не развивается, а только развращается городом, и вместо благ, которые можно бы вынести из городской жизни, выносит только злое для себя и для других. Если таких людей набираются целые миллионы - это выходит бедствие для всей страны. Ибо подобные отупелые люди могут ли быть годны для своих ближних и своего отечества?
Наоборот, все, что изменяет к лучшему положение рабочего класса, дает ему больше средств, больше времени, больше развития и обеспечения прав, больше разумной самодеятельности, - все это приносит благо не только каждому отдельному рабочему, но и всей России.
Мы все считаемся православными и сынами Церкви. Но человек, задавленный с раннего детства и до старческого истощения сил однообразной тяжелой работой, - всегда ли он найдет время подумать о своей душе, о высших целях и запросах человеческой жизни, об основаниях и содержании истинной веры, о положении, нуждах, благоустройстве и правах Церкви? А ведь мы все составляем самое ее тело, как выражено в Послании восточных патриархов. Мы называемся сынами Церкви, от нас зависит вся ее поддержка. Но что выйдет, если мы даже и не знаем о ней ничего и не живем сознательной церковной жизнью? Какое же это "тело Церкви"? Слабое, гнилое, недостойное и не способное содержать в себе Церковь Христову. Много вреда принесено было христианству и России религиозной неразвитостью и бессознательностью даже и в старое время, но эта язва угрожает ныне развиться в городском населении, при его нынешних условиях жизни, как еще никогда не было на Руси.
С точки зрения наших христианских идеалов и обязанностей, это положение требует исправления по всей России, и городской рабочий в этом отношении может очень многое сделать для всего народа, если будет усиливаться его собственная развитость, церковная сознательность и религиозная нравственность.