II
Единство жизни человека и общества, единство жизни преемственных поколений — та тесная связь людей между собою, которая дает людям нравственное единение и составляет сферу развития нашего нравственного чувства, — все это реально проявляется и совершается только в Отечестве. Его существование в виде факта совершенно объективного проявляется как внутренне, психологически, так и внешне, в виде известного исторического процесса.
Известный социолог Густав Лебон прекрасно характеризует внутреннее психологическое единение жизни Отечества, обрисовывая то, что он называет душой народа. «Мы, — говорит он, — одновременно дети своих родителей и своей расы. Не только чувство, но и физиология, наследственность делают для нас Отечество второй матерью. Влияния, которым подвергается личность и которые руководят ее поведением, бывают троякого рода. Первое, и, вероятно, самое важное, — влияние предков. Второе влияние — непосредственных родителей. Третье, которое обыкновенно считают самым могущественным и которое, однако, есть самое слабое, — влияние среды. Влияния среды начинают оказывать заметное действие только тогда, когда наследственность накапливала их в одном и том же направлении в течение очень долгого времени.
Человек — что бы он ни делал — всегда и прежде всего есть представитель своей расы. Тот запас идей и чувств, который приносят с рождением все личности одного народа, образует душу народа. Невидимая в своей сущности, эта душа очень видима в своих проявлениях, так что в действительности она управляет всей эволюцией народа». Отечество, или «раса», как выражается Лебон в стремлении к физиологической наглядности, должно быть рассматриваемо как «постоянное существо, не подчиненное действию времени. Это постоянное существо состоит не только из живущих личностей, образующих его в данный момент, но также из длинного ряда мертвых, которые были их предками. Чтобы понять истинное значение расы, ее следует продолжить одновременно и в прошедшее, и в будущее. Предки управляют той неизмеримой областью бессознательного (чувств, наклонностей, инстинктов), той невидимой областью, которая держит под своей рукой все проявления ума и характера. Судьбой народа руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живущие. Ими заложено основание. Столетие за столетием они творили идеи и чувства, то есть побудительные причины для нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только свою физическую организацию, но внушают нам также и свои мысли. Покойники — господа живых. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели».
Быть может, Лебон в увлечении аргументацией несколько преувеличивает психическое влияние предков, уменьшает значение нашей самостоятельности, но в основе он указывает несомненный психолого-исторический факт. Нужно еще добавить, что единение поколений, как бы велика ни была степень психологической самостоятельности каждого из них, дополняется общностью их исторического дела, и волею и неволею преемственно передаваемого. Среда, в которой развиваются отдельная личность и целое поколение, есть также среда преемственная, которая накапливает влияния из поколения в поколение.
Единство жизни Отечества в течение веков и тысячелетий создается не только психологией, но и условиями внешнего существования. Отечество — это не просто «раса». Это организованная нация, получающая завершение своей организации в государстве. Вся история мира есть история государств, этих преемственно развивающихся союзов, этих социальных организмов, которые рождаются, живут сотни или тысячи лет и развиваются, проходя различные фазы, из которых каждая последующая вытекает из предыдущей, ею обусловливается и, в свою очередь, дает основы для развития следующей фазы. Этот факт общеизвестен не только науке, но непосредственно известен и самим членам национального целого, по крайней мере в отношении ближайших поколений.
Россия, например, существует тысячу лет, за это время претерпевала немало изменений, бывали моменты даже, когда она исчезала как самостоятельное политическое целое, бывала раздроблена на части, захваченные в сферы влияния и обладания других государств. Но когда же, в какое столетие русские не сознавали, что они составляют нечто единое целое?
Они знали это при рождении Русского государства и тогда уже могли говорить о «родине», об «отечестве» в смысле общности происхождения — даже, пожалуй, с большей ясностью, чем мы, потому что могли по именам называть тех лиц, от которых истекла их родственность. Первые насельники, например, будущей Великороссии знали, что их предки вышли из Белой Руси, что это были братья Радим и Вятко и что именно от них пошли радимичи и вятичи.
Эта общность «отечества», «родства» стояла перед их глазами еще в самом живом виде. Они знали также, что некоторые племена финские вошли в их союз, как усыновляемые принимаются в родовую семью. В момент основания государственности они видели, что условия жизни у них имеют одинаково сильные и слабые стороны, так что для общей жизни всех родов и племен требуют одной общей меры. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, — сказали они князьям, по преданию, — придите владеть и княжить нами».
И с этого первого момента в Отечестве нашем мы можем видеть затем, век за веком, планомерное развитие одного целого. Иногда оно идет более сознательно, иногда менее, иногда как бы прерывается — как, например, под напором южных кочевников, татарского нашествия, воздействия Польши, ливонских рыцарей и т. д. Но каждый раз национальное целое, надорванное или разрушенное в одном месте, начинает восстановляться в других местах силами уцелевших областей. Кризис, подорвавший всю нацию при одном поколении, следующее поколение старается излечить и устранить, и все приблизительно по одному плану. Окидывая взглядом наши судьбы за тысячу лет, мы видим развитие одного и того же процесса, поддерживаемого не только по месту всеми частями национального организма, но по времени каждым из поколений, которое вступает в обладание всей «отчизной», всем достоянием, оставленным отцами и дедами, и пользуется им, а иногда получает в наследство и страшное положение и тогда старается его поправить, а затем, в свою очередь, оставляет свое достояние наследникам — детям и внукам. Жизнь каждого отдельного поколения в этом общем едином, преемственном процессе получает смысл только в существовании целого Отечества.
Единство жизни человека и общества, единство жизни преемственных поколений — та тесная связь людей между собою, которая дает людям нравственное единение и составляет сферу развития нашего нравственного чувства, — все это реально проявляется и совершается только в Отечестве. Его существование в виде факта совершенно объективного проявляется как внутренне, психологически, так и внешне, в виде известного исторического процесса.
Известный социолог Густав Лебон прекрасно характеризует внутреннее психологическое единение жизни Отечества, обрисовывая то, что он называет душой народа. «Мы, — говорит он, — одновременно дети своих родителей и своей расы. Не только чувство, но и физиология, наследственность делают для нас Отечество второй матерью. Влияния, которым подвергается личность и которые руководят ее поведением, бывают троякого рода. Первое, и, вероятно, самое важное, — влияние предков. Второе влияние — непосредственных родителей. Третье, которое обыкновенно считают самым могущественным и которое, однако, есть самое слабое, — влияние среды. Влияния среды начинают оказывать заметное действие только тогда, когда наследственность накапливала их в одном и том же направлении в течение очень долгого времени.
Человек — что бы он ни делал — всегда и прежде всего есть представитель своей расы. Тот запас идей и чувств, который приносят с рождением все личности одного народа, образует душу народа. Невидимая в своей сущности, эта душа очень видима в своих проявлениях, так что в действительности она управляет всей эволюцией народа». Отечество, или «раса», как выражается Лебон в стремлении к физиологической наглядности, должно быть рассматриваемо как «постоянное существо, не подчиненное действию времени. Это постоянное существо состоит не только из живущих личностей, образующих его в данный момент, но также из длинного ряда мертвых, которые были их предками. Чтобы понять истинное значение расы, ее следует продолжить одновременно и в прошедшее, и в будущее. Предки управляют той неизмеримой областью бессознательного (чувств, наклонностей, инстинктов), той невидимой областью, которая держит под своей рукой все проявления ума и характера. Судьбой народа руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живущие. Ими заложено основание. Столетие за столетием они творили идеи и чувства, то есть побудительные причины для нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только свою физическую организацию, но внушают нам также и свои мысли. Покойники — господа живых. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели».
Быть может, Лебон в увлечении аргументацией несколько преувеличивает психическое влияние предков, уменьшает значение нашей самостоятельности, но в основе он указывает несомненный психолого-исторический факт. Нужно еще добавить, что единение поколений, как бы велика ни была степень психологической самостоятельности каждого из них, дополняется общностью их исторического дела, и волею и неволею преемственно передаваемого. Среда, в которой развиваются отдельная личность и целое поколение, есть также среда преемственная, которая накапливает влияния из поколения в поколение.
Единство жизни Отечества в течение веков и тысячелетий создается не только психологией, но и условиями внешнего существования. Отечество — это не просто «раса». Это организованная нация, получающая завершение своей организации в государстве. Вся история мира есть история государств, этих преемственно развивающихся союзов, этих социальных организмов, которые рождаются, живут сотни или тысячи лет и развиваются, проходя различные фазы, из которых каждая последующая вытекает из предыдущей, ею обусловливается и, в свою очередь, дает основы для развития следующей фазы. Этот факт общеизвестен не только науке, но непосредственно известен и самим членам национального целого, по крайней мере в отношении ближайших поколений.
Россия, например, существует тысячу лет, за это время претерпевала немало изменений, бывали моменты даже, когда она исчезала как самостоятельное политическое целое, бывала раздроблена на части, захваченные в сферы влияния и обладания других государств. Но когда же, в какое столетие русские не сознавали, что они составляют нечто единое целое?
Они знали это при рождении Русского государства и тогда уже могли говорить о «родине», об «отечестве» в смысле общности происхождения — даже, пожалуй, с большей ясностью, чем мы, потому что могли по именам называть тех лиц, от которых истекла их родственность. Первые насельники, например, будущей Великороссии знали, что их предки вышли из Белой Руси, что это были братья Радим и Вятко и что именно от них пошли радимичи и вятичи.
Эта общность «отечества», «родства» стояла перед их глазами еще в самом живом виде. Они знали также, что некоторые племена финские вошли в их союз, как усыновляемые принимаются в родовую семью. В момент основания государственности они видели, что условия жизни у них имеют одинаково сильные и слабые стороны, так что для общей жизни всех родов и племен требуют одной общей меры. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, — сказали они князьям, по преданию, — придите владеть и княжить нами».
И с этого первого момента в Отечестве нашем мы можем видеть затем, век за веком, планомерное развитие одного целого. Иногда оно идет более сознательно, иногда менее, иногда как бы прерывается — как, например, под напором южных кочевников, татарского нашествия, воздействия Польши, ливонских рыцарей и т. д. Но каждый раз национальное целое, надорванное или разрушенное в одном месте, начинает восстановляться в других местах силами уцелевших областей. Кризис, подорвавший всю нацию при одном поколении, следующее поколение старается излечить и устранить, и все приблизительно по одному плану. Окидывая взглядом наши судьбы за тысячу лет, мы видим развитие одного и того же процесса, поддерживаемого не только по месту всеми частями национального организма, но по времени каждым из поколений, которое вступает в обладание всей «отчизной», всем достоянием, оставленным отцами и дедами, и пользуется им, а иногда получает в наследство и страшное положение и тогда старается его поправить, а затем, в свою очередь, оставляет свое достояние наследникам — детям и внукам. Жизнь каждого отдельного поколения в этом общем едином, преемственном процессе получает смысл только в существовании целого Отечества.